Снимаю пальто и сапоги, поначалу холод не чувствуется, но подозреваю, что это ощущение обманчивое. На всякий случай натягиваю тёплые носки и свитер, отправляюсь на кухню, чтобы сварить макароны и яйца. Ругаю себя за расточительность, но мне нужны силы, чтобы устроиться на работу, а для этого я должна хорошо питаться. 

Заношу в комнату дымящуюся кастрюльку, но только приступаю к еде, как раздаётся стук в дверь. Разочарованно отрываюсь от трапезы и бреду к двери. На пороге стоит Лёня. Шокированная его появлением, не догадываюсь пригласить войти. Стою молча, как вкопанная, с широко открытыми глазами. Он первый нарушает тишину.

– Ты одна?

Странный вопрос. Он решил, что я сюда мужчину приведу? А может… сам решил воспользоваться тем, что я одна? Страшно… Гадаю, что ему могло понадобиться от меня и зачем он пришёл. От усталости и слабости едва стою на ногах. Если он захочет войти и сделать что-то плохое, вряд ли я смогу ему помешать.

– Конечно. Что случилось? – наконец отмираю и делаю шаг назад, впуская его в комнату.

Лёня закрывает дверь и как-то странно смотрит, будто не в себе, не на шутку пугая этим взглядом. 

– Лёня, что случилось? – пытаюсь найти объяснение его визита. – Что-то с детьми?

Молчит, продолжает прожигать меня взглядом. Дрожу от волнения и страха. 

– Скажи, не молчи! – требую настойчивее, как только могу себе позволить.

– Ничего, – мотает головой. – И вместе с тем много всего. Надо поговорить. Давно надо.

Он говорит отрывочно, выглядит усталым и каким-то растерянным, хотя ещё несколько часов назад казался другим – собранным, уверенным в себе, высокомерным. Что случилось за это время? Мысленно молюсь, чтобы не с детьми…

– Хорошо, – продолжаю пятиться, уступая ему пространство в центре комнаты.

– Присядь и послушай меня.

Послушно опускаюсь на кровать, Лёня берёт стул, придвигает ко мне и садится.  

– Честно говоря, думал, что буду задавать вопросы и требовать от тебя ответы, а теперь, похоже, всё встало с ног на голову. 

Страх сменяется растерянностью. Лёня говорит странными загадками, от которых мне не по себе. Затаила дыхание и жду. Он тоже делает паузу, будто собирается с мыслями.

– Ты, наверное, ненавидишь меня и считаешь подлым предателем?

Пожимаю плечами. Что ему ответить? За десять лет обида притупилась, но по-прежнему живёт внутри и ранит воспоминаниями. Он и тогда поступил со мной так жестоко, и сейчас продолжает… Разве что-то от меня зависит?

– Понимаю… Я соблазнил тебя, обещал жениться и бросил с детьми. Ведь так это выглядит с твоей стороны, да?

Смотрю на свои колени, боюсь поднять на него глаза, руки непроизвольно комкают ткань юбки. Так больно! Зачем ворошить прошлое? Мне бы сейчас как-то забрать у него детей, увезти подальше и больше никогда не видеть. Но разве ж он позволит? Какого ответа он от меня сейчас ожидает?

– Я ждала тебя… Долго… Но я сама виновата. Мне не стоило верить тебе и соглашаться. А ты… поступил так, как поступают многие мужчины. Что теперь об этом говорить?

– Лина, понимаю, что оправдываться глупо и поздно. Только я не бросал тебя. Все эти годы был уверен, что ты погибла! Сходил с ума, страдал, оплакивал. Не знал, что ты жива! Клянусь! Я в аду жил всё это время!

Звучит правдоподобно. Знаю, что по непонятной причине на памятнике, который установлен на могиле моей семьи, выбито и моё имя. Но я же приходила к нему домой, разговаривала с мамой, передала через неё записку. Она знала, что я не погибла! Так к чему эта ложь, тем более спустя столько лет? 

– Лёня, зачем ты это говоришь? Я приходила к тебе домой, твоя мама видела меня…

– Да, знаю. Вернее, узнал об этом только сегодня. Мама ни слова не сказала мне тогда!

От удивления поднимаю на него глаза.

– Что? Как это?

Поверить невозможно… Потому что это бесчеловечно! Я же… еле выкарабкалась. Если бы не помощь добрых людей, вряд ли справилась бы.

– Сам в шоке, не могу в себя прийти.

Глаза давно на мокром месте, с трудом прячу слёзы. В груди печёт, дышать становится тяжело. Неужели это правда?

– Не сказала? И записку не передала?

– Лина, она мне ни слова не сказала… Даже когда видела, как я убивался и страдал. Я же… жить не хотел без тебя, с трудом оправился.

– Но как…

– Она проговорилась, когда увидела детей. Я сегодня привёз её познакомить с ними, потому тебя и не смог пригласить. 

Упоминание о детях будто становится сигналом перестать ковырять старые раны и вернуться к тому, что меня больше всего волнует.

– Лёня, когда я с ними увижусь?

Мне так нужно сейчас обнять моих кровиночек… Хочу  переключиться. Мозг отчаянно сопротивляется услышанной информации, потому что это чудовищно. Нет, ещё хуже, нет слов, чтобы описать, что я чувствую. За что она так со мной? За что Лёня так со мной? Что я им сделала? В чём моя вина?

– Хоть сейчас, только давай договорим, пожалуйста.

Я устала от этого разговора! Какой в нём смысл? Сколько кругов ада я прошла! Десять лет живу в непрекращающейся депрессии и стрессе, непрерывно борюсь за кусок хлеба для детей, выслушиваю едкие насмешки за спиной… Всё могло быть иначе, если бы мама всего лишь сказала Лёне, что я жива!

Меня трясёт, слёзы льются, оставляя мокрые тёмные пятна на юбке. Десять лет! Вся моя молодость, всё детство моих малышей… 

– Я не знаю, что сказать… Это кажется неправдоподобным, потому что совершенно чудовищно несправедливо по отношению ко мне и детям. За что? За что она так с нами?

– У неё была причина, хотя я с ней совершенно не согласен и возмущён не меньше тебя.

– Причина? 

Какая чушь! Ничто не может оправдать такую подлость по отношению ко мне! Я же говорила ей, что я беременная и мне нужна помощь!

– Лина, когда ты приходила ко мне домой, я был в больнице. Незадолго до взрыва дома твоих родителей на меня напали три восточных мужчины, вывезли в лесопосадку и избили. Я чудом выжил.

– А я тут причём?

– При том, что это была месть за тебя, за то, что посмел прикоснуться к тебе.

– Месть? Они так и сказали? Или это ты сам так решил?

Звучит очень неправдоподобно. Кому могло понадобиться опускаться до такого варварства?

– Так и сказали. Я понял, что ты рассказала всё отцу, а он таким способом решил меня наказать…

Если информация о Лёниной маме меня пришибла, то эта новость, наоборот, встряхивает. Что за дикость? Отец не мог… Он же придумал, как выкрутиться из сложившейся ситуации. Зачем ему было нападать на Лёню? Или мог? Сейчас я уже ни в чём не могу быть уверена. Но если это правда, то это же кошмар!