– Чего тут? – он зевнул и уселся на выступ трубы, вытащил из кармана сигареты. Макс доложил обстановку, Витька кивнул и закурил.

– Иди, я посижу….

Порывом ветра принесло звуки шансона, послышался гул мотора. Витька и Макс подошли к краю крыши. Во двор въехала тонированная «девятка», до того грязная и раздолбанная, что к ней и подойти-то было неприятно, не говоря уже о том, чтобы куда-то ехать в этом корыте. Водитель надавил на сигнал, через пару минут из подъезда выскочила Анька в еле прикрывающем задницу платье. Оступаясь на каблучищах, она доковыляла до машины и плюхнулась на заднее сиденье, «девятка» лихо развернулась и укатила.

– А что, – Витька выпустил дым сквозь зубы, – у нас любой труд в почете. Зайки есть, а с лужайками беда…

Потом вернулась Настя с полными сумками, потом Макс пошел спать. В ванной все было по-прежнему, новая плитка не падала, уцелевшая довольно крепко держалась на стенке. Может, потому, что сваи прекратили забивать сразу после обеда, и стало тихо, непривычно тихо, точно перед грозой. Макс по примеру Витьки решил тоже немного поспать, и глаза открыл уже в сумерках, когда солнце уже скатывалось за городские высотки. Витька честно сидел на посту и разгадывал кроссворд, не забывая время от времени осматривать окрестности, верная монтировка лежала у его ног. Темнело медленно, точно нехотя, солнце ушло, но небо еще оставалось светлым, в зарослях трещали птицы, а электрички грохотали так близко, точно шли по дну оврага.

– Тихо, – сообщил Витька, – не к добру. Я бы не расслаблялся.

Макс подошел к краю крыши, посмотрел вниз. Лужа на месте, но заметно усохла по берегам, лавка пустая, клен в порядке, на стройке тишина. Не хватает только ставшего привычным уже лягушачьего ора, вот реально не хватает, точно кино без звука показывают.

– Думаешь, сунутся сегодня? – Макс всматривался в сумерки. Показалось, что от моста к дому кто-то идет, но нечеткий силуэт мелькнул раз-другой и пропал из виду. И непонятно издалека: то ли человек, то ли снова псина какая, то ли просто ворона или утка на бреющем прошла, этого добра тут полно.

– Я бы сунулся, – Витька заворочался в скрипящем кресле, – на их месте. Сам посуди: бабки за нас уже получены, стройку вовсю развернули, а мы еще тут, кровь им портим. Я бы поторопился…

Замолк, привстал, опираясь на подлокотники, потом сполз с кресла и на карачках пополз к краю крыши. Макс прижался спиной к трубе, сполз на теплую крышу, от души надеясь, что снизу их не заметили. Хотя какое там, их, поди, давно срисовали, из оврага дом как на ладони, да с той же стройки при наличии хорошей оптики запросто можно за домом наблюдать.

– Ползет, сволочь, – пробубнил Витька, – кинуть бы чем…

– Один? – Макс из своего укрытия ничего не видел, прикидывал, как ловчее перебежать к другому краю крыши и поглядеть, что там творится. Если прутся с одной стороны, причем, открыто, то с другой уж точно парочка бандитов притаилась.

И только примерился, только собрался перед рывком, как Витька выругался вполголоса, поднялся на ноги и двинул к люку на чердак, по пути прихватив монтировку.

– Приперлась шалава, – бросил Витька на ходу, – пошли дверь закроем. Там ведро с песком сто лет уже стоит, дверь припрем изнутри. Если кто полезет, то от грохота и покойники с нашего кладбища разбегутся.

Макс глянул вниз: вдоль лужи брела Анька, качалась, как от ветра, и без конца поправляла то платье, то волосы, приглаживала их и то ли напевала что-то, то ли говорила сама с собой. Пьяная в хлам, как оказалось вблизи, непонятно, как вообще дошла по брусчатке и ноги себе не переломала на этаких каблучищах. Правый заметно подкосился и норовил отвалиться, пока Анька взбиралась по стертым ступеням, держась обеими руками за перила.

– Пьяная мать – горе в семье, – Витька взялся за ведро с песком, поволок к выходу. Макс пропустил Аньку вперед, та слюняво улыбнулась и последним броском доставила себя к нужной двери, заколотила в нее носком туфли.

– Лиза, Димочка, откройте! Я вам покушать принесла! – дверь приоткрылась, Анькин выводок заверещал, завизжал, на площадке стало шумно и тесно. Мальчишка отталкивал сестру и тянулся к матери, Анька привалилась спиной к стене и копалась в крохотной сумочке, вытащила оттуда полосатую сине-красную конфету на палочке. Пацан подпрыгнул, выхватил сладость и убежал в квартиру, девчонка заорала так, что у Макса уши заложило. Анька погладила ее по голове, присела рядом на корточки:

– Лизун, не плачь, у мамы еще есть…

– Детям вредно сладкое, – это подтянулась бабка, – тем более на ночь.

Она вышла на шум и смотрела сверху вниз через перила. Показалась Настя и сразу пропала, послышался шорох ног по ступенькам.

– Анька, ты, что ли в детсаду на утреннике работала, или с вами теперь кондитерскими изделиями расплачиваются? – Витька аж побагровел от натуги и оставил неподъемное ведро в покое. Монтировка выпала из-за ремня штанов и с грохотом покатилась по каменному полу. Успокоившаяся было девчонка снова заорала, теперь от страха. Анька целовала ее, оставляя у той на лице размазанные ярко-розовые пятна.

– Девчонки любят марафет, но жить не могут без конфет, – Настя на Аньку даже не взглянула, прошла как мимо пустого места. – Вы чего делаете? Это зачем?

Она смотрела на ведро и монтировку. Витька поспешно подобрал ее и сунул за спину.

– Это сигнализация, – Макс пошел Витьке на помощь, – или что-то вроде того. Мы услышим, если кто войти захочет.

– А выйти? – Настя тронула погнутую ручку ведра и брезгливо потерла пальцы. – Я его не подниму, а мне на работу завтра рано.

– Я открою, – сказал Макс, – пойдешь утром и постучишь мне. Берись, – он ухватился за ведро, махнул Витьке. Тот, судя по виду, хотел что-то сказать, но смолчал, поплевал на ладони, потер их, наклонился. И тут в подъезд влетела звезда, не бледно-голубая с летнего неба, а ярко-рыжая, ослепительная, она росла на глазах, рассыпалась искрами. Просвистела у Витьки над головой, врезалась в стенку напротив, и по ней снизу доверху полыхнуло огнем. Он шустро пополз к потолку, что-то весело зазвенело по ступенькам.

– «Молотов»! – выдохнул полусогнутый Витька. – Ну нифига ж себе! Совсем страх потеряли!

Он выхватил из-за ремня монтировку, точно «кольт» из кобуры, и ринулся на улицу. Макс перемахнул полосу огня, оглянулся. Настя отшатнулась к стенке, побледнела, Анька на карачках уползала в свою квартиру, толкала затихшую Лизку перед собой. Навстречу им ломился пацан с конфетой в зубах, он не орал, пер напролом поглядеть на пожар. Сверху донесся громкий стук – бабка торопилась вниз, можно сказать, бежала.

– Воды надо, – Макс слышал ее прерывистый запыхавшийся голос, – или песком можно закидать…

Настя подбежала к ведру, но песок там давно превратился в камень. Девушка кинулась обратно, застучала кулаками в Анькину дверь:

– Открывай быстрее, вода нужна!

В ответ тишина, точно в квартире никого не было, Анькин выводок молчал, сама она как дар речи потеряла. Стук эхом разносился по подъезду, огонь гудел, набирая силу.