Потом мысль как-то естественно прыгнула на Хена. Родителей у него нет, но родственников вроде как хватает. Интересно, они примут меня?

Подумала и испугалась, снова тоненько заныло где-то внутри. Я ведь и не часть рода Хена по-настоящему. Я вообще сейчас ничья, не принадлежу ни к какому роду, перекати-поле, босяк без опоры и защиты. Уже не ар-теранна из приличной семьи.

Ничего… закончу академию, разведусь, тогда можно будет и вернуться. Я почему-то была уверена, что мать с отцом всё равно меня примут. Они на самом деле хотели как лучше, просто плохо знали родную дочь. Пройдёт время… а может, они и Хена примут?

Ну… когда-нибудь.

Хагос бы взял этого Хена.

Я подошла к палатке, присела, прислушалась. Оттуда доносилось тихое мерное дыхание. Невольно я расплылась в улыбке: спит как сурок. Отодвинув полог, заглянула внутрь. Луна очень услужливо осветила белую копну волос, сомкнутые ресницы, расслабленное выражение лица. На сердце потеплело: Хен выглядел таким милым.

Я осторожно забралась в палатку и легла с ним рядом. На бок, подпирая рукой голову. Подумаешь, всё равно же не сплю, караулю. Можно немного и на Хена попялиться.

Не знаю, почему, он, в принципе, не красавчик с картинки, худой, нос длинный, подбородок широкий, с первого взгляда показался мне симпатичным. Взгляд? Синие яркие глаза — да. Но вот и сейчас, когда он лежал и спал, всё равно сердце замирало. Я чувствовала пронзительную нежность, притяжение, что-то непонятное, рвущее душу в клочья.

А ведь он мне нравится… нравится мягкий изгиб губ, нравится едва заметная ямочка на подбородке, нравятся густые, может быть даже чуть слишком густые брови, небольшая горбинка на переносице. Нравится, как чёлка падает на лоб.

Я привстала на локте и потянулась к нему. Сама не знала, что собираюсь делать. Хотелось прикоснуться, то ли убрать волосы со лба, то ли провести пальцем по носу… по губам. Протянула руку — и тут Хен открыл глаза.

Я замерла. Сердце заколотилось, как у воришки, пойманного с поличным. Хен, не удивляясь, окинул меня сонным взглядом. Я хотела было отодвинуться, шепнуть, чтобы спал, ещё моя очередь караулить, но Хен вдруг, не меняя выражения лица, высвободил руку из хватки одеяла. Горячая шершавая ладонь коснулась моего затылка, хлынула волна мурашек.

— Наянэ… — пробормотал Хен.

Наянэ? Это ещё кто…

Спросить я не успела, да и не факт, что он бы ответил. В следующий миг Хен притянул меня к себе. Затуманенные синие глаза блеснули в лунном свете, губы Хена вдруг оказались совсем рядом, в голове у меня воцарился полный кавардак, и от страха и неясного волнения я крепко зажмурилась.

Не знаю, на что я надеялась, но Хен всего лишь прижал мою голову к груди и, шумно вздохнув, упёрся твёрдым подбородком в макушку.

Я замерла, уткнувшись носом в его грудь. Сердце стучало где-то в ушах, запах Хена, травянисто-горький, приятный, смущал и будоражил. Щекой я ощущала биение его сердца, размеренное и спокойное.

Хен больше ничего не говорил, похоже, снова заснул. Я осторожно выпуталась из его длинных расслабленных рук. Подождала, прислушиваясь к ровному дыханию, но он не проснулся. Тогда я выползла из палатки.

Снаружи было свежо и тихо, только чуть слышно потрескивали угли в костре. Я присела рядом и поворошила их, пуская искры.

Как он сказал? Наянэ… Почему-то засаднило на душе. Похоже на женское имя. У него кто-то есть? Там, в Вендае?..

Я представила себе высокую стройную, беловолосую, как все вендайцы, девушку. Уж она, небось, не рвалась вопреки желанию родителей на факультет боевиков. Нет, она, как нормальная девушка, поступила на магию стихий… или нет, она не поехала в академию, она осталась в Вендае. Может, у неё дар не очень большой, а то и вовсе нету. Хен не похож на человека, который станет придавать значение наличию дара или его размеру. Бедная… она его, наверное, ждёт, а он уехал, да так надолго.

Хотя нет. Я вспомнила, как Хен говорил, когда предложил мне формальный брак, что он никому не давал обещания. Значит, просто одностороннее чувство с его стороны? Настолько сильное, что она ему снится.

Я бы ещё долго с упоением терзалась бы, если бы вдруг не послышался шорох травы. Я напряглась, завертела головой по сторонам. Ничего не увидела. Обошла вокруг палатки, на границе защитного контура, положив руку на рукоять меча. Нет, ничего… Ничего, кроме странного ощущения чужого взгляда, как несколько часов назад. Сводит лопатки, аж до зуда. Но как бы я ни вглядывалась и ни прислушивалась, ничего не обнаружила. Только поросший луг вокруг, насколько хватает глаз, и тихо журчащая речушка, в которой изредка плещут рыбы.

Наверное, показалось. Или какой-нибудь мелкий зверёк приходил на водопой и, услышав меня, удрал со всех ног.

Я вернулась к костру и неожиданно для себя широко и сладко зевнула. Вдруг навалилась усталость, потянуло в сон. Неудивительно: после целого дня физических нагрузок, трёхчасового похода по буеракам, двойного ужина… хорошо ещё, что до сих пор не заснула.

И тут, словно отвечая на мои невысказанные надежды, в палатке зашевелились. Вылез сонный Хен, пригладил ладонью волосы, мучительно зевнул. Я невольно засмеялась, хотя недавнее огорчение тяжёлым илом осело в душе.

— Всё в порядке? — спросил Хен.

— В порядке, — я уже хотела было залезть в тёплое нутро палатки, как что-то словно клюнуло меня изнутри.

Я обернулась — Хен стоял рядом и, задрав голову, смотрел на луну. Вопрос сам сорвался с губ:

— Хен, а кто такая Наянэ?

— Наянэ?.. — даже несмотря на темноту было заметно, что он смутился. — Я что, разговаривал во сне?

Я кивнула. Смотри-ка, сразу понял, где я это услышала.

— Так, не обращай внимания, — он на миг отвёл глаза. Смущённо заулыбался. Я первый раз видела, как Хен смущается, и это было до крайности мило. Но неутолённое любопытство и какой-то подспудный неясный страх не давали мне покоя.

— Это имя?

Не отвечая, Хен потрепал меня по голове и улыбнулся:

— Иди спать.

Я ещё некоторое время буравила его взглядом, но по ставшему безмятежным лицу было ясно: не скажет. Я бы спросила прямо, не девушка ли она ему, но не хотелось выдавать свой интерес. Ещё решит, что влюбилась и пытаюсь заявить на него свои права. И не говоря больше ни слова, я нырнула в палатку. Укутываясь в ещё хранящее запах Хена одеяло, вздохнула.

Уж себе-то не ври, Сатьяна. И правда ведь влюбилась. Может, ещё не сильно… но уже настолько, что крутит и выворачивает душу при мысли, что у него может быть другая.

Утром мы тронулись в путь, едва рассвело. Луг покрылся выпавшей росой, я почти сразу промочила ноги. Сапожки, мягкие и удобные, были слишком старыми, я заносила их до дыр. Мама уже давно купила мне новые, но, не слушая моих просьб, выбрала девчачьи, на каблуке — сражаться в них было невозможно, так что я даже не привезла их с собой в академию.