Я наконец нашла взглядом свой меч. Подхватила, тоже издала яростный вопль, привлекая внимание твари. Сороконожка недовольно загудела, повернулась в мою сторону, но нападать не стала, словно пыталась оценить степень угрозы.

Карин возник в другом конце пещеры. То ли он всё же причинил твари боль, то ли та среагировала на движение — но она бросилась в его сторону, мощным стремительным рывком.

Я чуть не вскрикнула. Послала заряд ей в спину, но он только белыми всполохами прошёлся по коже. Карин ушёл от удара в последний миг.

Было безумно страшно за него. У него ведь никакой защиты, один удар — и внутренности наружу. Карин выживает только на быстроте и своей магии. Хотя прямой атаки не выдержу и я. Какой из меня лидер боевой группы! Смех один.

Но я всё равно вытянула перед собой меч и сосредоточилась, читая заклинание.

И тут меня овеяло свежестью. Я обернулась. Хен пришёл в себя и, неуклюже цепляясь рукой за стену, уже стоял на ногах. Сороконожка разодрала его одежду, плечо было залито кровью, но рана на глазах затягивалась. У меня немного отлегло от сердца: живой, благодарение Нигосу.

— Сатьяна, атакуй! — резко скомандовал Хен. — Парень, придержи коней, дай ей немного времени.

Я кивнула и ринулась в бой. Теперь мне было не страшно, мерцала серебристая защита, я знала, что Хен не подведёт.

Карин послушался. Мелькнул смазанной тенью, уходя из поля зрения. Сороконожка навалилась на меня, я увидела вблизи раскрытую пасть, множество зубов в три ряда, жадно сокращающийся зев. Это длилось всего мгновение, я тут же ушла в сторону, но благодаря этому зародилась идея. И в следующий раз, когда сороконожка накинулась на меня, я всадила оснащённый боевым заклинанием меч прямо ей в пасть.

Тварь завизжала на неожиданно высокой ноте. Заклинание взорвалось у неё внутри и, похоже, нанесло немало ущерба, потому что сороконожка на глазах усохла, став почти вполовину меньше.

— Давай, — стегнул голос Хена.

Карин сорвался с места, прыгнул на спину твари, пробежал до головы и вонзил окутанные зелёным пламенем клинки в расщелину между головой и телом. Сороконожка этого как будто не заметила, яростно вгрызлась в мой щит. Плети Хена плясали по её туше, высасывая магическую энергию, а я держалась, принимая удары и отвечая своими, редкими, но сильными.

И постепенно тварь начала слабеть. Она уже не сияла так ярко, как раньше, наседала не так сильно, я даже смогла отбросить её пару раз воздушным щитом. Сама я чувствовала себя превосходно, тело было как из железа, не ощущалось ни усталости, ни напряжения в мышцах.

Сороконожка была уже не больше собаки, и, когда в очередной раз плети Хена хлестнули по ней, вдруг рассыпалась на полыхающую голубыми искрами массу из тысяч мелких коричневых сороконожек. Искры прянули вверх, а сороконожки брызнули врассыпную, и я взвизгнула, потому что насекомых терпеть не могла.

Карин, стоявший в три погибели, упираясь ладонями в колени, устало рассмеялся. Выговорил с паузами, еле переводя дыхание:

— Когда она была большой… ты не боялась… а мелких…

— Ненавижу насекомых, — сказала я вслух, провожая взглядом утекающих со всех ног сороконожек.

Обернулась к Хену:

— Ты в порядке?

Он кивнул. Вот уж кто выглядел устало… и неожиданно эротично в этих лохмотьях, оставшихся после схватки с сороконожкой. Я засмотрелась на его тело — сильное, подтянутое, с гладкими мышцами, блестящими от пота. От пота и крови — рана на плече уже превратилась в багровый шрам, но кровь ещё пятнала кожу коричневым. Захотелось провести рукой, счистить присохшее, стереть ржавые пятна. Дотронуться до горячей влажной кожи, а потом заглянуть Хену в глаза, проверяя реакцию.

Хагос… о чём я думаю, идиотка.

— Извини… — Хен подошёл ближе. Хотел что-то сказать, но не успел.

Раздался громкий враждебный голос Карина:

— Какого хрена ты, сукин сын, соврал ей?

Соврал? Я вскинула на Хена непонимающий взгляд. Хен смотрел на Карина. Недобро прищурился и поинтересовался:

— Это в чём же?

— Что этой твари всего десять лет. Ей лет тридцать, не меньше. И не заговаривай мне зубы, что ты не знал. Ты намеренно рисковал её жизнью!

— Это не так, — внешне спокойно ответил Хен. — Я действительно думал, ей не больше десяти, максимум пятнадцати. Потом, в процессе понял, что ошибся. А в том, что рисковал… — он посмотрел на меня, — тут ты прав. За это прошу прощения. У тебя, Сатьяна.

Я пожала плечами, чувствуя себя неловко. Чего эти двое окрысились друг на друга? Всё ведь закончилось хорошо.

— Неважно, мы ведь справились. Спасибо, Карин. Вот только как ты здесь оказался так вовремя?

Карин отвёл глаза, а Хен громко фыркнул:

— Как-как, проследил за нами, как ещё. Шёл от самой академии, что ли? Хвалю, хорошее владение «тенью»!

Карин зыркнул на него исподлобья, но промолчал. А я вдруг прозрела:

— Так это твоё присутствие я ощущала?! Ты следил за нами ночью?

Карин пожал плечами. На меня он не смотрел.

Тут в воздухе заплясали голубые искры. Свет усиливался, словно стекаясь от стен пещеры, от места, где рассыпалась тварь, сливался в ручейки, и наконец от этих ручейков сформировались два ярко-голубых дракончика, которые метнулись в разные стороны: к Карину и ко мне. Я вскрикнула, Карин отшатнулся, закрываясь рукой, но мы оба ничего не успели сделать. Дракончики, как будто так и надо, обвили наши кисти, сворачиваясь наподобие сияющих браслетов — и растворились.

— Это что ещё за дрянь? — Карин тряхнул рукой, будто пытался избавиться от невидимого дракончика.

Я повторять его жест не стала, но тоже в полном отупении уставилась на руку. В тот миг, когда дракончик обвил её, я почувствовала нечто вроде лёгкой щекотки, будто все волоски на коже встали дыбом, но сейчас не ощущала ничего. Ни щекотки, ни тепла, ни холода, ни веса чего-то инородного на запястье.

— А вам везёт, — прокомментировал Хен. — Чтобы в одном месторождении привалило обоим сразу… Вот только это значит, что остался тут один мусор.

Он присел на корточки между нами, наколдовал огненного светляка и принялся рассматривать грязный пол. Периодически отбрасывал в сторону какие-то камешки и лоскуты, и всякую другую подобную дрянь. При этом Хен бормотал себе под нос:

— Мусор, мусор, мелочь, дребедень… ну это, пожалуй, можно продать. И снова мусор.

Он выглядел непонятно разочарованным. Как будто не нашёл того, что хотел.

Карин подошёл ко мне, встал рядом, молча наблюдая. Я тоже молчала, чувствуя себя не в своей тарелке. Как-то неуютно, неловко, может быть, даже одиноко. Я не сразу поняла, почему.

Дело было в Хене. В том, что таким я его не знала — он выглядел незнакомцем. Жёстким, недобрым, пугающим. Но тут Хен вскинул взгляд, нашёл меня, и выражение его лица смягчилось.