моих подвигах облетел всю деревню. Как и полагается, история от рассказа к рассказу обрастала героическими подробностями, пока не превратилась в полноценный вестерн. Была дуэль и не простая, а испанская, когда противники стоят друг против друга, держась за руку. Сверкнула сталь и Яшка упал. Злодей ползал у меня в ногах и просил прощение, а герой-любовник, то есть я, по всем законам жанра сказал ему, возвращая охотничий тесак:

– Зла не держу. Ее забудь. Она – моя. Нож – твой. Ты храбро сражался. Бери, и больше не возвращайся.

Коля божился, что никому ничего не рассказывал, что Яшка сам всем разболтал и, наконец, ушел в такой глухой запой, что достучаться до него стало невозможно.

Отец Георгий выслушал мою историю в полном молчании, потом сокрушенно тряхнул головой.

– Ах, как это скверно получилось! Теперь, знаете ли, Вам и впрямь надо забирать отсюда Лизу. Яша мстительный человек, к тому же Вы изрядно подпортили его репутацию, а репутация в его мире – это все. Ах, черт возьми, как плохо получилось!

– Что же, по-Вашему, я должен был сделать? Простить?

– Ах, оставьте! Вы повторяете глупости, которыми любят жонглировать недоучки и лжецы. Простить можно, если Вам плюнули в физиономию или наступили на мозоль, а если плюнули на Вашу мать, или на могилу матери, или на икону – о каком прощении идет речь? Это все от лукавого.

– Спасибо, учту… Только, знаете ли, нехорошо мне. Бил я этого дурака-Яшку нехорошо. Не понимаете? Не праведный это был гнев. Хотел бы я сказать Вам, что бился за правду, за девичью честь, а не могу. А за что бился? За то, что меня оскорбили, кусок мой хотели отнять. Не знаю, может быть, наговариваю не себя…. Говорю Вам, потому что уважаю Вас. И верю Вам. Первый раз в жизни верю человеку, который произносит такие слова, как Вы. Понимаете?

– Понимаю. Неверующий в Бога человек не верит и тому, кто верит. Слушает, слышит, а не верит. Считает, что тот или заблуждается или врет. И часто в этом есть резон. Потому что многие врут. И себе и окружающим. Но знаете ли, Олег, достаточно одного человека на миллиард, который несомненно верит, чтобы пошатнулось и разрушилась вся крепость неверия.

– Наверное, только я о своем: бил я его с наслаждением, если можно так выразиться. И убил бы. Если бы… сами понимаете…

– Не кара возмездия?

– Если б свидетелей не было. Боялся в тюрьму сесть.

– Олег, скажите – отец Георгий выдержал большую паузу – А Вам приходилось… убивать? В той, скажем так, в прошлой жизни?

– Ну, Вы даете… – смех у меня вышел деревянным – я на исповеди, что ли?

– Думаю, что да. Иначе зачем весь наш разговор?

– Не знаю. Вообще ничего не понимаю в последние дни. Запутался совсем. Иногда хочется бросить все к чертовой… извините, и бежать куда глаза глядят. Лиза! Что с ней делать? Привезу ее в Питер, а дальше? А мне как быть? Пить, пока не сдохну? Организм не принимает. Думал здесь, в деревне, утешение себе найду, а нашел очередной геморрой себе на задницу. Не люблю я никого, отец Георгий, вот в чем дело. И себя не люблю. Воровал, дрался, рисковал, а в результате – ноль! Другие как-то устраиваются в жизни. Нагребли себе немного, спрятались по листочек и довольны. А я не доволен. Всегда чем-нибудь недоволен. Вы спрашиваете убивал ли? Так вот, отвечу – убивал! И делайте со мной, что хотите. Хоть в милицию идите! Раскаиваюсь? Нет!! Я убил животное, злобное животное на двух ногах! Этот урод людей любил мучить, а особенно бомжей. Отвозил их в лес с двумя такими же отморозками и… не буду Вас пытать подробностями, отец Георгий, а то и Ваша вера пошатнется. Выпустил ему кишки, каюсь, при свидетелях и никто меня не сдал, не предал, потому что я гниду раздавил, таракана. Тараканов вообще много в жизни было. Тараканы очень просто устроены. У них есть рот, сфинктер и половые органы. Все! И еще они очень жадные и ненасытные. Бегают, суетятся, крошки подбирают, радуются, если упала со стола крошка послаще, да пожирнее. Как-то за городом, на даче, один такой таракан увидел у меня книжку в руках и глаза вытаращил! Ты, мол, чиво, книжки читаешь?? Типа, не наш, что ли?? Побежал братве жаловаться. Олаф (погоняло мое) книжки читает! Караул! Подрались крепко. Вмазал ему в горло кулаком, закудахтал кровью. Ночью скорую вызвали, увезли… В больнице помер. У нас тогда серьезное толковище было. Хорошо Серега, друг мой, вписался за меня по полной. Типа, в свободное от работы время, человек имеет право книжки читать. А? Нормально живем? А потом Серегу убили. Он как раз скутер купил, хвастался, что будет по Неве гонять всем на зависть… Мы все любили, когда завидуют. У меня жена была, умная женщина, с образованием, так у нее пунктик был: непременно в старости уехать на Майями! Пусть убивают, пусть обманывают, пусть ненависть и вражда, главное доползти в старости до песчаного пляжа, там, на другом конце Земли. И детей там оставить. О, дети – это главная отмаза, когда все совсем уж становится бессмысленным! Знаете, меня в советское время угнетало и злило больше всего, когда коммунисты подбадривали нас, горемычных: вы, мол, потерпите, живите пока в коммуналках и бараках, зато дети ваши и внуки, а то и правнуки! будут кушать бублики с медом и спать в пуховых перинах. С какой стати?! – хотелось ответить. А мы-то что, пописать в мир вышли? Мы тоже хотим бублики с маком! Здесь и сейчас! Вот и супруга моя: терпим да светлого завтра! А пока сожмем зубы и копим. Для детей. Они, видимо, выкопают нас потом из могил и поселят в дворцах хрустальных. Начнешь спорить – эгоист, тряпка, слюнтяй! В бедности тоже дерьмо! Та же зависть, злоба, вранье. Только проще, без гламурных улыбок и глянца.

Вот вывезу я из этого дерьма Лизу. Что с ней будет? В голове – пусто. Образования – ноль. О жизни толкует… со слов Яши…

– Зачем же приучали?

– Это Вы на Экзюпери намекаете? Принимаю. И отвечаю – не знаю! Жалко стало. Дурочка ведь совсем. Опять же, верит мне…

– Вот и выходит, что Вы помогаете ближнему, хотя и боитесь в этом признаться. Кого боитесь? Братвы Вашей тут нет. Меня Вы свои признанием только утешили.

– Да стыдно как-то… Знаете, отец Георгий, я ведь в своей жизни прощал… По