чего Вы больше всего хотите. Ведь Вы счастья всю жизнь ищите? Вот и просите Бога о благодати. Боже, даруй мне благодать Твою! Вы ее почувствуете. И почувствуете, как она уходит. Тогда делайте выводы: почему? И начинайте все сначала.

Меня распирало. Хотелось и отца Георгия облагодетельствовать.

– А почему бы Вам не принять сан? Я и церкви Вашей помог бы. Помните ту, что в Теребенях? Вы рассказывали про нее? Там ремонт нужен? Не проблема.

– Там паства нужна. Вот где проблема. Народ-то в деревнях вымирает. Да и пастырь должен быть настоящим подвижником, не мне чета. Вы мне лучше скажите, Лиза готова ли? Не фантазии ли это ее очередные?

Я с досадой пожал плечами. Говорить о том, что Лиза влюбилась или выдумала свою любовь ко мне, не хотелось. Потому что это обесценивало мои надежды и мечты. Чудо превращалось в банальную историю.

– Что бы это ни было – я не отступлю. Дело не только в ней, дело во мне. Я! Я не хочу жить по-прежнему. Мне нужно спасаться в первую очередь. А Лиза? Конечно, она еще ребенок. Так ведь мы то с Вами взрослые, опытные… Мы и поможем!

– Дай Бог, дай Бог!– проговорил про себя отец Георгий.

В этот вечер, до самой глубокой темноты, я бродил по окрестностям и вел с кем-то бесконечный разговор. Ночь мягким, теплым покрывалом ложилась на долину, посреди которой блистала лунным светом тихая река. Березовая рощица на другом берегу серебрилась. Из глубоких, темно-фиолетовых пучин неба чей-то невидимый, но осязаемый взгляд наблюдал за Землею, которая, утомившись в дневных, суетных заботах, погружалась в нервный, беспокойный сон. Взгляд утешал меня и обещал покой, но сердце мое волновалось и не хотело покоя. На окраине деревни я забрел в чащу колючих и корявых старых вишен, согнав с ветки крупную птицу, и наощупь нарвал мягких ягод. Они были восхитительно кислыми и душистыми и напомнили мне, как в детстве мы с пацанами воровали из этого сада спелые вишни у дяди Вани (да, да, как в песне!), когда он был еще жив. Юрка тогда порвал штаны на заднице, а я, споткнувшись, рассыпал ягоды из подола рубашки в крапиву, и мы ползком пытались собрать ее в темноте и давились от смеха. Вот и теперь я давился от смеха. Ел эту кислятину и смеялся. Больше всего мне хотелось, чтобы рядом была Лиза и тоже смеялась. И чтобы на душе у нее было так же чисто и радостно, как у меня. И чтобы дядя Ваня сердито рявкнул откуда-нибудь из темноты, а мы побежали бы, обдираясь, сквозь кусты в поле, чтобы там упасть в клевер и давиться от смеха, слушая его брань. Дядя Ваня был добрый старик, мы не боялись его…

А потом как хорошо было бы лежать на спине и смотреть в чей-то вечный Взгляд из глубин космоса и дерзко ему улыбаться…. Хорошо!

8 глава

Я даже сначала не узнал ее: Лиза сменила свои малиновые шорты на белое платье в горошек, которое едва закрывало ее колени и вспыхнула, когда мы с Ленкой уставились на нее, открыв рот. На наших глазах произошло чудо: из подросткового кокона неожиданно вылупилась юная девица и теперь она смущенно и растерянно смотрела на себя в зеркало в гостиной и тревожно оглядывалась на меня и сестру…

– Что? Великовато? Это мамкино, она его давно не носит. Такие еще в 70-е носили. Бабуля достала утром из сундука, носи, говорит, невеста уже.

Она крутанулась, придерживая подол, показала зеркалу язык.

–Теть Лен, ну как? Чего молчите? Нравится? А то я его сейчас выброшу на фиг.

– Я тебе выброшу. Платье, как платье. Всяко лучше, чем твои малиновые трусы.

– Шорты!

– Один черт. Сейчас шорты от трусов не отличишь…

Сегодня мы шли гулять через деревню и деревня оценила Лизино платье.

– Олег! Куда невесту повел? Под венец что ли?

– Здрасьте, тетя Настя! Не, на реку идем. Купаться.

– Привет, Олежек! Лизка, ты в кого такая уродилась? Красава! Не в меня ли? Хошь удочерю?

– Охти, тошненьки, идут! Ну здравствуйте, здравствуйте. Смотри, Олег, девка на выданье уже. Не проворонь, они нынче быстро созревают…

Лиза выступала не как пава, конечно, но и не семенила, как ребенок: гордо несла голову, не оглядывалась, стараясь не вступать в разговоры. Я тоже перестал стесняться, словно мы с Лизой узаконили наши отношения после вчерашнего. Степенно раскланивался, вступал в шутливые переговоры. Хорошо мне было. В душе нарождался какой-то позыв, который всегда беспокоил меня сладким предчувствием перед большим, решительным делом. Июльское утро разгоралось во всем своем великолепии. Синее небо было чистым. Становилось жарко, несмотря на раннее время.

На берегу Лиза взяла меня под руку, и я впервые почувствовал робость. Это явно была робость мужчины перед красивой женщиной. Этого еще только не хватало! Лиза – красивая женщина?! Наваждение было так сильно, что я сердито выдернул руку и откашлялся. Лиза не обиделась, только опустила голову, улыбаясь. Понимала ли она уже, какой силой обладает? Надеюсь, нет, потому что с этим пониманием и уходит очарование невинного детства, а мне до смерти хотелось видеть в ней еще ребенка.

– Яша приходил – вдруг сказала она буднично.

Я оторопело остановился.

– Как? Когда приходил? Зачем?!

– Вчера. Когда мы в город уезжали. Бабушка сказала сегодня утром. Забежал на пять минут, спешил куда-то. Про тебя спрашивал.

– Черт…

Мы присели на своем любимом месте. Лиза аккуратно поправила платье, обняла колени.

– Олег!

– Оу?

– Я вчера часа три не могла заснуть. Замучила бабушку разговорами. Она ведь, оказывается, тебя помнит еще маленьким. Как вы с тетей Леной по садам лазили. Не стыдно? Я вот думаю, что не стыдно. А когда становится стыдно? Вот если я сейчас залезу в чужой сад – это уже стыдно?

– Конечно.

– Значит я уже взрослая? Да?

– Софистка ты. Лучше скажи, что Яшка твой задумал?

– А мне что? Я про него забыла совсем. У него свой табор, у меня свой. А что такое софистка?

– Умная, значит. Уболтаешь кого угодно. Не нравятся мне его визиты. Давай договоримся, придет – ты ко мне. А ему скажи, что хочу, мол, поговорить с ним. Дело есть. Серьезное.

– Скажу… А ты что, драться с ним будешь? За меня?

– А надо? Ты хочешь?

Лиза зажмурилась, пожала плечами.

– Я же не знаю. А вдруг он меня с собой позовет? Тогда что?

– Езжай.

– Шутишь? Как это езжай?

– Ну вот что, дорогая. – я