* * *

«Без Светки я бы пропала, наверно, – размышляла Надя, мчась в любимой машине по вечернему шоссе. – Я могла бы, конечно, сбежать от Вадима в Сокольники, но это было бы совсем не то. Все осталось бы по-прежнему: ездила бы каждый день на работу, вечерами скучала… Рисовать там невозможно. Глядишь, через неделю и вернулась бы, просто по инерции. Другое дело Кратово…»

Это лето, наполненное разговорами об искусстве, общением с детьми и художниками, чтением и рисованием, которое она забросила еще в юности, стало и отдушиной, и отрезвляющей пощечиной для Нади. Она наконец взглянула на последние двадцать лет своей жизни как будто со стороны – и теперь не понимала, как продержалась так долго без капли творчества, в суровой упряжке «солидной» работы и брака, который, конечно, начался с юношеской любви и страсти, но постепенно закоснел и стал рутиной. Это только в романах супруги сочатся нежностью до гробовой доски. В реальности после пары десятков лет, проведенных вместе, хорошо, если хватает энтузиазма на совместное селфи. Если бы успех пришел к Вадиму раньше… Хотя какой смысл думать об этом сейчас? Главное в другом. Когда Надя наконец захотела понять, что же нужно ей самой, – ответ пришел на удивление быстро. Надю по-прежнему тянуло на ту дорогу, с которой она свернула в юности.

Знаменитый психиатр несколько лет твердил ей: «Чтобы победить клептоманию, нужно полностью изменить жизнь, снизить уровень стресса». Это казалось невозможным, пока она не достигла дна. И вот спустя всего полгода после того, как за ней лязгнула дверь КПЗ, жизнь действительно изменилась. И что самое интересное, выиграла от этого не только Надя – выиграли, похоже, все. Она перестала обеспечивать семью – и у Вадима, как по мановению волшебной палочки, вдруг появились предложения. Леша, мечтавший и поскорее повзрослеть, и увидеть мать более счастливой, радовался за нее вполне искренне, а в бытовом плане устроился мгновенно. Сама Надя, словно напоенная кратовским светом, ароматами сада, красок и дождя, снова стала собой. Такого чувства свободы у нее не было, пожалуй, никогда. Только порой мешала назойливая мысль: «Все же я замужняя женщина… Странно так жить…»

Надо что-то решать с их браком, но что? Надя крутила и так и эдак, но не могла ответить. Даже если у Вадима ничего не было с Ленкой… Лучшая подруга, какая пошлость, господи… И пусть он правда ей не изменил, прежние отношения все равно невозможны. В Наде как будто что-то надорвалось. Ей хотелось если не романтической любви, то хотя бы легкого трепета, веселья, искреннего взаимного интереса. Нельзя же жить, как роботы, – пашут рядом, каждый по своей программе, а связывает только быт. Многие так и живут, даже не задумываясь, как это страшно – функционировать без настоящей близости, любви и тепла, да еще в те годы, когда все долги розданы и можно пожить для себя – хоть немного, пока не наступит грозная и тяжелая старость.

Надя точно знала, что брак в последнее время (кстати, интересно, какое: три года, пять, десять?) не приносил ей счастья. Было тягостно думать о возвращении в старые рамки, пусть даже внешне вполне симпатичные: спокойный уютный дом, приличная работа, муж, с которым знакома сызмальства, ее первый мужчина. И единственный. Надя хмыкнула: «Вот вроде бы я современная женщина, а прожила всю жизнь с одним-единственным мужиком. Ни тебе измен, ни разводов – состарюсь, даже вспомнить нечего будет». Развеселившись от этой мысли, она начала прикидывать, с кем могла бы закрутить роман… И ничего не придумала. Вадим заслонил собой весь горизонт – может, и правда попробовать восстановить то, что еще не до конца разрушено?

Сейчас ясно одно: кратовская передышка заканчивается.

«Вот провожу маму и буду думать всерьез», – решила Надя, подъезжая к воротам кратовского дома.

Глава 14

– Ну, как прошло?

– Все хорошо, Светик! Так все хорошо… Я и не верила, что так может быть. – Надя устало улыбалась и смотрела на подругу светло и растерянно.

– А я не сомневалась, что все так и будет! Она же твоя мать. И ты теперь сама мать. Вы просто обязаны были помириться! – Света крепко обняла Надю, и та благодарно потерлась носом о крепкое плечо подруги.

«Духами не пахнет», – отметила она машинально.

– Ну и как там Марина?

– Да отлично. Хорошо выглядит, бодрая. Устала, конечно, с дороги, но еще ждет сегодня вечером свою Ларису.

– Сильно изменилась?

– Поправилась немного, но вообще я ожидала, что она будет выглядеть старше. А ей навскидку ну лет пятьдесят пять, наверно. Стриженая, аккуратная, в общем, типичная европейская женщина. И такая, знаешь, спокойная-спокойная. Мудрая… Совсем не похожа на вертихвостку, как ее бабушка все время называла. Может, остепенилась.

– Ой, да брось. Галине Дмитриевне угодить можно было, только если по струночке ходить. Марина – нормальная живая женщина, просто, чтобы это понять, надо было самой вырасти.

Они перебрались в гостиную, чтобы выпить ритуальную вечернюю кружку чая, и только тогда Надя обратила внимание, что на крышке рояля что-то белеет.

– Свет, что это там?

– А, это… Представляешь, нашла крылья! На ангельские похожи, правда? – Света подошла к инструменту и взяла в руки большие бумажные крылья, связанные между собой крестом из тонкой бельевой резинки. – Смотри, вот так надеваются.

Быстро просунув руки в петли резинки, Света сделала несколько медленных шагов туда и сюда, а потом замерла с торжественным выражением на лице. Надя прыснула:

– Свет, ну ты даешь. Как в детсаду на утреннике!

– Точно! Только не в саду, а в школе. У нас был спектакль, я играла лебедя, и Лидочка мне смастерила эти крылья. Ну, белое платье еще, носочки, чешки, все как положено.

Надя смотрела на подругу с нежностью:

– И где ты это нашла?

– Да забралась сегодня на чердак, искала новый реквизит вам для натюрмортов. – Света подошла к дивану и повернулась к Наде спиной. – Помоги снять.

Бумажные перья, аккуратно вырезанные из обычной писчей бумаги и наклеенные рядами, кое-где сохранили следы карандаша. Мелкие пятнышки старого пожелтевшего клея прятались в пышной сухой бахроме, а резинка, которую Надя аккуратно сняла с широких плеч своей взрослой подруги, стала жесткой от времени.

– А что за спектакль был?

– Ой, ну что-то сборное, с кучей персонажей, знаешь эти детские спектакли, куда тащат обязательно всем классом? Главная роль, какой-то принцессы, мне, конечно же, не досталась. Я играла одного из лебедей. Мама была так недовольна, что даже на спектакль не пришла. А Лидочка ужасно мной гордилась. Пришла нарядная, села в первый ряд, в белом