– Если бы Сидорчук продолжал ходить в столовую и у нас был бы шанс сегодня с ним поговорить, то сейчас бы мы разбирались с очередным трупом, – спокойно констатировал Лев. – Раз его тут нет, в этой забегаловке нам дадут лишь очередную наводку, где искать украинца, и не более того.

– А ты, значит, решил играть по своим правилам и не собираешься пользоваться подачкой? – усмехнулся Стас. – Хочешь проверить окрестные камеры видеонаблюдения и найти, откуда приходил сюда Сидорчук? А ты не думаешь, что с того времени записи попросту могли стереть или перезаписать что-то поверх этих файлов?

– Хм, я об этом и не подумал. В смысле, о камерах. Раз ты такой умный, то и займись этим вопросом. Проверь все записи обязательно. А я лишь предположил, что, раз Сидорчук сюда ходил обедать, он попросту работал где-то поблизости, и я собирался пройти все организации вокруг и выяснить, в какой из них работал украинец.

– А вот этого тебе как раз лучше не делать, – посоветовал Крячко и пояснил: – Преступник наверняка знает тебя в лицо, знает, где тебя следует искать. Если он может получить доступ к окрестным камерам видеонаблюдения, хакнуть их, например, то легко поймет, что ты не пошел на его приманку, а значит, нарушаешь правила игры. Тогда и он станет непредсказуемым.

– Ты прав. Придется кого-то другого по окрестным организациям отправить. Впрочем, это не проблема. Лаврентьева привлеку. Заодно и пообщаюсь с ним об одной общей знакомой.

– Ой, Лева, ты мне друг, но истина дороже! – расхохотался Крячко. – Смотри, Марии тебя заложу…

Гуров отправил Станислава побродить по окрестностям и отыскать все точки частных камер видеонаблюдения, а сам позвонил Лаврентьеву. Оперативнику еще не удалось узнать, кто была неизвестная дама, составившая недавно компанию Астахову в ресторане, и Лев попросил его продолжать поиски, а уже затем выполнить новую задачу по розыску Сидорчука. Данных на украинца с собой у него не было, и он приказал Лаврентьеву сначала заехать в Главк, изучить досье на Сидорчука, взять его фотографии, и лишь затем начинать поиски его работодателей от столовой на улице Буракова. Сам же, не откладывая на более удобное время, отправился пообщаться с бомжом, с которого еще не сняли обвинение в убийстве соседа Гурова.

Собственно говоря, в невиновности бродяги Лев ничуть не сомневался, да и угрызения совести оттого, что тот безвинно сидел в следственном изоляторе, его не терзали. В любом случае бомжу в СИЗО вряд ли намного хуже, чем на свободе. И хотя до заморозков, когда многие бродяги начинают совершать мелкие преступления, чтобы специально попасть в тюрьму, где их согреют и накормят, было еще очень далеко, он был уверен, что обвиненному в убийстве соседа бомжу пребывание в изоляторе пойдет на пользу. По крайней мере, от запоя немного отойдет.

Этого задержанного бомжа звали Павел Осипович Землянников, и хотя ему было чуть больше сорока лет, выглядел он на все шестьдесят. Когда его привели на допрос к Гурову, выглядел он удрученным и подавленным. И, судя по всему, виной тому было не столько депрессивное состояние, которое часто бывает у тех, кто с трудом выходит из запоя, сколько искренняя вера, что он совершил страшное преступление, убив ни в чем не повинного человека.

– Гражданин начальник, я ведь уже во всем признался. Мне обещали за это одиночную камеру, а слова своего не сдержали, – прошамкал бомж почти беззубым ртом, едва остался наедине с Гуровым. – Я же совсем немного прошу! Мне бы хоть размером с туалет, но одиночку. Зашпыняли меня сокамерники, из угла под кроватью вообще не выпускают. Чмо, говорят, ты вонючее.

– Ну, надо признаться, пахнешь ты не амброзией, – усмехнулся Лев. – А в чем ты признался, убогий?

– Во всем! – вдохновенно проговорил Землянников. – В чем сказали, в том и признался. Что мужика убил какого-то на лестнице, что ограбил его. И что президента тоже убил, в этом тоже признался!

– Какого еще президента?!

– Ну, этого… Как его?.. Забыл. Сейчас вспомню, – замялся Землянников и вдруг выпалил: – Хренеди! Во как его звали. Точно! Я убил президента Хренеди!

Несколько мгновений Лев непонимающе смотрел на ликующего бомжа, а потом взорвался от хохота. Арестованный с испугом взглянул на полковника, совершенно перестав что-либо понимать.

– Кеннеди, дубина ты стоеросовая. Кеннеди, а не Хренеди. Так американского президента звали. И как ты его убивал?

– А я не помню, – испуганно ответил Землянников и тут же сообразил: – Там, в протоколе, должно быть все записано. Я даже подпись ставил. Правда, прочитать не смог. У другого гражданина начальника почерк плохой был, а у меня с похмелья перед глазами все плыло. Если там что-то неправильно написано или другой гражданин начальник фамилию президента не так записал, давайте я заново все подпишу. Только отправьте меня потом в одиночку!..

Гурову стало не до смеха. Похоже, бомжу в СИЗО оказалось действительно намного хуже, чем на свободе, и он не собирался томить его здесь дольше, чем это требовалось. Правда, отпустив Землянникова на свободу, можно было на сто процентов быть уверенным, что он уберется отсюда куда подальше и постарается больше никогда не попадаться в поле зрения полицейских. Именно поэтому Лев решил здесь и сейчас вытянуть из бомжа всю информацию, которая может пригодиться, даже если для этого его придется непрерывно допрашивать до следующего утра.

Он действительно провозился с Землянниковым очень долго. Задавая по несколько раз наводящие вопросы, меняя тему разговора, не подталкивая арестованного к каким-то конкретным выводам, Гуров добился того, что бомж рассказал достаточно подробно все, что смог вспомнить.

День перед смертью его соседа для Землянникова проходил в привычном ритме. Утром он проснулся, опохмелился глотком спрятанной с вечера паленой водки и отправился по мусорным бакам добывать себе хлам на пропитание. Если исключить парочку ссор с другими бомжами из-за добычи, весь день Землянникова прошел именно в таком ключе: нашел что-то, что можно сдать, продал – купил выпивки из-под полы, принял на грудь – и опять за добычей.

Землянников не ходил обедать в пункт раздачи пищи «Армии спасения» у трех вокзалов – и далеко, и пьяных там не кормили, да и другие бомжи могли по физиономии настучать. Питался он неподалеку, возле ближайшей станции метро, куда три раза в неделю привозила полевую кухню местная благотворительная организация «Протянутая рука», а еще дважды – такая же группа поддержки бездомных, но с религиозным уклоном, «Светлый путь».

В день перед убийством кормить местных бомжей была очередь «Протянутой руки», но знакомого волонтера Землянников на раздаче не увидел. Там стоял новый мужик, который щедро одаривал бездомных едой, выдавая порции едва ли не вдвое больше, чем обычно. Когда Землянников добрался до раздачи, остальные его собратья по подворотням уже доедали свои порции и с надеждой поглядывали на новенького, раздумывая, попробовать попросить у него добавки или проваливать, пока остальные бомжы не решили, что он слишком обнаглел.

– Этот новенький хорошим мужиком оказался, – разоткровенничался Землянников. – Мне вообще одного мяса в тарелку наложил и так по-доброму со мной разговаривал, что я даже пошутил, дескать, к такой бы закуси да бухла бы чуток. А он меня, значит, к себе поближе подзывает и говорит, что ему спирта на протирку выдали, бери, мол, не жалко. И представляете, гражданин начальник, почти пол-литра чистогана мне и подогнал. Я аж оху… обалдел то есть.