– Мистер Мейсон, сама мысль о том, что… что я кого-то убила…Я вовсе не собиралась… – Она замолчала.

– Так что там с этой мыслью? – спросил Мейсон.

– Не знаю. Я еще не могу поверить… Почему вы так странно наменя смотрите?

– Сейчас, как я вам уже сказал, полицейские готовы носитьвас на руках. Они считают, что вы избавили мир от крайне жестокого и подлогобандита, обворовывавшего автомобили, грабившего мужчин и насиловавшего женщин.Чуть позже, однако, они несколько протрезвеют.

– Что вы хотите этим сказать, мистер Мейсон?

– Что полицейские не обратили пока внимания на одноинтересное обстоятельство.

– На какое обстоятельство?

– На то, что у той машины, которая валяется вверх колесами вущелье, не горят фары.

– Значит, это не та машина…

– Но человек, который лежит в ней, в точности соответствуетвашему описанию бандита. На его голове – наволочка с прорезями для глаз,перехваченная на лбу резиновой лентой.

– Тогда это тот самый. Только я никак не возьму в толк,мистер Мейсон, как я могла в него попасть. Ведь я стреляла вслепую. Перваяпуля, я уверена, пролетела мимо. Я просто-напросто выставила револьвер в окошкои спустила курок. Затем я лишь чуть-чуть вывернула руку. И услышала, как что-тозвякнуло или хрустнуло…

– Вы посмотрели туда, куда направляли револьвер?

– Нет. Я ведь уже говорила вам – револьвер был у меня влевой руке. А правой я держала руль и глаз не спускала с дороги.

– Машина бандита в тот момент поравнялась с вашей?

– Ну, я бы сказала, она была очень близко.

– Так близко, что вы смогли послать пулю прямо в головуэтого человека?

– Ну, если… если полицейские говорят, что это моих рук дело,так, наверное, оно и есть. Но фары, мистер Мейсон… Почему именно фарам выуделяете столько внимания? Разве они не разбились, когда машина летела подоткос? А может, виноват аккумулятор? Или провода оборвались, или…

– Что-то подобное могло, конечно, случиться, – сказал Мейсон,– но вряд ли это имеет значение.

– Почему?

– Видите ли, я заметил то, на что полицейские не обратилипока внимания. Переключатель света на приборном щитке машины находится вположении «выключено».

– И они… они ничего такого не заметили?

– В тот момент нет, – ответил Мейсон, – но сейчас, можетбыть, уже чешут в затылках, размышляя над этим странным фактом.

– Но фары горели, мистер Мейсон, я точно помню – горели!Разве что он выключил их после того, как я выстрелила, потому что…

– После того, как в этого человека угодила ваша пуля, он уженичего не мог ни включить, ни выключить.

– Тогда… тогда тут что-то не так.

Мейсон подошел к изголовью кровати и откинул покрывало. Однаиз подушек была в наволочке. На второй оказался только наперник – мешок изплотной ткани в белую и голубую полоску.

– Боже правый! – ахнула Эвелин Багби.

– Где вторая наволочка? – спросил Мейсон.

Эвелин в ответ лишь беспомощно покачала головой.

– Когда вы осматривали комнату, наволочка была?

– Бог мой, откуда мне знать, мистер Мейсон! Я вовсе несмотрела на кровать. И не лежала на ней… мистер Мейсон, как вы думаете,полицейские решат, что я лгу?

– А с какой стати им считать иначе? – вопросом на вопросответил адвокат.

– Есть лишь один выход… – решилась вдруг Эвелин.

– Какой?

– Принести другую наволочку. По-моему, я знаю, где хранитсябелье, и…

Она шагнула к двери. Мейсон поймал ее за плечо и вернулназад.

– Почему нет? – обиженно спросила Эвелин.

– Потому что вы идете за билетом в газовую камеру.

– Но, мистер Мейсон, не можем же мы все это так оставить!Если полиция увидит… Неужели вы не понимаете, в каком положении я оказалась?Все выглядит так, словно я убила кого-то, натянула убитому на голову наволочкусо своей подушки, спустила его в машине под откос, а затем принялась морочитьвам голову сказками про найденный в ящике комода револьвер и про гонки спреследованием, чтобы объяснить тот факт, что из револьвера стреляли.

– Точно, – кивнул Мейсон.

– И если… Господи, а что, если… если это кто-то… – Эвелинзапнулась на полуслове.

– Продолжайте! – приказал Мейсон.

– Что, если это кто-то из моих знакомых? – закончила онадрогнувшим голосом. – Если меня опять подставили?..

– Вот и я о том же.

– Боже правый!

– Поэтому, – сказал Мейсон, – как только вы начнетеподтасовывать факты, чтобы избежать неприятностей, перед вами откроется прямойпуть в газовую камеру.

– Но при таком, как сейчас, положении вещей мне нечемподтвердить свое алиби!

– Это меня больше всего и беспокоит, – кивнул Мейсон.

– Но хоть вы, мистер Мейсон, не считаете, что я, сфабриковавулики, сочинила эту совершенно неправдоподобную историю? Так сказать,хладнокровно застрелила человека, а потом придумала, что он меня преследовал…

– Я пока не спешу выдвигать версии, – медленно произнесМейсон. – Вот что… Мисс Багби, не возьметесь ли вы сыграть особую роль – рольнервной и истеричной женщины, выведенной из душевного равновесия сообщением отом, что от ее руки погиб человек? Сможете так биться в истерике, чтобы врачнемедленно уложил вас в постель… ну, скажем, до завтрашнего полудня?

– Могу попытаться. Я считаю себя неплохой актрисой.

– Вот и проверим, – вздохнул Мейсон. – Итак, я сообщаю вам,что вы, быть может, убили человека. Вы тут же впадаете в истерику. Разноситевсе в комнате в пух и прах. Затем бежите за миссис Падена, притаскиваете еесюда, показываете подушки и, то и дело срываясь на крик, допытываетесь, наобеих ли подушках были наволочки, когда она стелила постель.

– Вы думаете, что наволочка на… мертвеце… с этой кровати?

– А почему бы и нет! – хмыкнул Мейсон. – Затрачено столькотруда, чтобы скомпрометировать вас. Вам подбросили револьвер, а затем вынудиливыстрелить из него дважды. Если уж они – кто бы там ни был – пошли на такиехлопоты, чтобы загнать вас в угол, почему бы им не позаботиться еще об однойулике: наволочке именно с вашей постели!

– Мне не придется играть истерику – я и в самом деле вот-вотсорвусь, – дрожащим голосом произнесла Багби.