Мытарство

В пансионе властвовал Король-королек Демон. В этом пансионе, учебном заведении средней ступени, сыновья аристократов испытывали себя на прочность. Вооруженные к своим тринадцати-четырнадцати годам сердечной черствостью и надменностью, столь характерными для многих взрослых, они были отправлены сюда, чтобы получить навыки общежития в традициях спартанского воспитания, введенного несколько десятилетий тому назад директором пансиона, генералом Оги.

До этого все первогодки учились вместе в начальной школе, так что предыдущие шесть лет совместной практики отшлифовали их изощренное озорство.

В углу класса возникало предполагаемое «кладбище», где ряд бирок с именами учителей обозначал могилы. Когда пожилой преподаватель входил в комнату, тряпка для вытирания грифельной доски прицельно падала ему на лысину, покрывая ее меловой пылью. Зимним утром снежок искусно запускался в потолок так, чтобы он накрепко прилип к штукатурке и, постепенно истаивая в ярких солнечных лучах, монотонно капал на кафедру. Спички в учительской мистически превращались в дракона, извергающего искры, как праздничный фейерверк. Сотня канцелярских кнопок укладывалась на учительский стул – тщательно скрытых, но с торчащими острыми кончиками.

Эти и другие прожекты были отнюдь не творением рук невидимых эльфов, а результатом планомерной деятельности двух-трех организаторов и банды хорошо натренированных террористов.

– Ну чего ты, покажи! Что тут такого? Дай же посмотреть!

Мальчик из старшего класса, который пришел во время обеденного перерыва, покачивался, оседлав поломанный стул. Его не отпускало щекочущее любопытство, похожее на мурашки, на бархатистый пушок бородки подростка – такое же невыносимое смутное чувство. Любопытство переполняло его, и чем больше он пытался скрыть это от собеседника – младше его на год, – тем ярче розовели его уши и щеки. Он очень старался вольготнее развалиться на стуле, чтобы всем своим видом показать полное пренебрежение общепринятыми правилами поведения.

– Я покажу тебе, не волнуйся. Но ты должен подождать еще пять минут. В чем дело, К.? Вроде ты никогда не был особо нетерпеливым.

Король Демон говорил нагло, неотрывно глядя прямо в лицо старшему мальчику. Глаза у Короля были красивые, взгляд нежный. В свои четырнадцать лет он отличался прекрасным сложением, и ему можно было дать шестнадцать или даже семнадцать. Этим физическим совершенством он был обязан так называемому «датскому методу» ухода за младенцами, который предписывал, помимо прочего, раскачивать ребенка, держа его за одну ногу, и месить, словно тесто, его нежное пухленькое тельце. Вдобавок вырос Король в доме западного стиля с огромными стеклянными окнами, который стоял на возвышенности в токийском районе Таканава, где морской бриз, прилетая на светлых крыльях, волнует изумрудную траву лужаек. Обнаженный Король выглядел молодым мужчиной. Во время медицинских осмотров, когда другие мальчики бледнели от крайнего смущения, он смотрелся Дафнисом.

Общежитие первогодок располагалось дальше всех от главного корпуса, и комната Короля Демона на втором этаже выходила окнами на плавный склон школьной территории, где шелестели майской листвой многочисленные деревья. Высокая трава и подлесок раскачивались на ветру, как пьяные. Стояло утро, и птицы в ветвях щебетали особенно громко. Вновь и вновь пара птиц вылетала из моря молодой листвы, словно рыбы, выскакивающие из воды, только для того, чтобы издать внезапную неистовую трель и снова сгинуть среди зеленых волн. Когда К. зашел в комнату, неся сэндвичи для Короля Демона – молодого Хатакэямы, – сразу стало ясно, что тайный мотив его появления – желание посмотреть ту самую книгу, которую все находили столь интересной. Хатакэяме было приятно дразнить старшего товарища, он испытывал при этом сладкое, тягучее чувство, будто дразнят его самого.

– Пять минут уже закончились.

– Нет, только три.

– Вот же – уже пять!

Ни с того ни с сего Хатакэяма послал ему почти девичью улыбку, беззащитную улыбку человека, с которым никто никогда еще не обходился грубо.

– Ну хорошо, от тебя не избавишься, – сказал он. – Я дам тебе посмотреть.

Засунув левую руку в карман брюк (так он по привычке подражал кузену, студенту колледжа, которого очень уважал за эту позу – блестящая полоска ремешка часов элегантно виднеется между кантом кармана и свитером), Король лениво направился к книжному шкафу. Там, среди учебников, к которым он вне класса не притрагивался, и книг, купленных ему родителями, – потрепанного «Собрания историй для мальчиков», «Книги джунглей» и «Питера Пэна» в карманном издании – должен был стоять том с надписью на корешке полудетским почерком: «Жизнеописания Плутарха». Название этой книге в красной твердой обложке, обернутой в неприглядную коричневую бумагу, даровал сам Демон – оно случайно попалось ему на глаза в библиотеке. Именно эту книгу передавали из рук в руки во время уроков и на переменах. Непосвященные сильно удивились бы, найдя на странице, где должна быть статуя Александра Македонского, причудливые цветные диаграммы странного вида: профильный разрез, продольный разрез, боковой разрез…

– Эй, хватит делать вид, что не можешь ее найти!

Вперив взгляд в спину Короля Демона, пока тот безуспешно рылся в книжном шкафу, К. уже не столько желал увидеть книгу, сколько был озабочен тем, чтобы младший соученик, во-первых, не обдурил его, а во-вторых, не устроил подставу, сделав его объектом насмешек.

– Кто-то ее украл! – закричал Хатакэяма, вставая. До этого он искал на нижних полках; его лицо горело, а глаза влажно блестели. Он бросился к письменному столу и, нервно выдвигая и задвигая ящики, разговаривал сам с собой: – Я же предупреждал, я велел, чтобы каждый, кто берет книгу, записывал свое имя. Нельзя позволять, чтобы люди брали мои вещи без спросу! Так ведь? Это секретная книга, наша общая тайна. Она была очень важна для всех. Я обращался с ней осторожно, никогда не давал ее читать тем, кто мне не нравится…

– Кажется, ты поздновато спохватился, – проговорил К. с напускной важностью, но, поймав разъяренный взгляд Хатакэямы, осекся. Это был взгляд ребенка, изготовившегося убить змею.

– Я уверен, это Ватари. – Сказав так, Омияма дважды убористо написал имя Ватари на грифельной доске, висевшей в комнате, и указал пальцем на ярко освещенный коридор, по которому только что на школьный двор прошел подозреваемый. Из коридора было видно округлое глянцевитое облако, плывущее в небе над большой игровой площадкой. Его тень тяжело стелилась по земле.

– Ватари? Да нет! Что он может понять в такой книге?

– Много чего, вот подожди, и сам увидишь! Ты что, никогда не слышал о развратниках-тихонях? Это так называемые святоши, они как раз больше всего интересуются такими вещами. Приходи к нему в комнату сегодня вечером перед ужином, когда все уйдут на занятия и в общежитии никого не останется, – сам убедишься.

Ватари, единственный из всего класса, пришел в пансион из другой начальной школы, так