— Вы сказали — любовников?

— Ну да, я точно знаю о двух.

— Да ну?

— Первый — юрист Томина, Искомов. Я же говорила вам проверить его!

— Мы проверили: Искомов отрицает, что его отношения с Ларисой выходили за дружеские рамки.

— Дружеские?! Они завели интрижку еще в то время, когда дядя Боря жил здесь. А уж после того, как он сбежал, они перестали стесняться. Думаю, если бы Лариса не боялась мужа, Искомов переехал бы в особняк — он и так каждый божий день там торчал, как у себя дома!

— Но камеры…

— Господи, неужели вы думаете, что они с Ларисой не знали, где расположены эти камеры? Только в коридорах и в кабинете Томина — вряд ли они стали бы заниматься там любовью!

— В любом случае это ваши слова против его слов. Вы сказали о двух любовниках — кто же, по-вашему, второй?

— Второго я, честно говоря, видела только однажды. Он гораздо моложе Ларисы, лет на двадцать! Они встречались в «Европе».

— Где-где?

— В отеле. Точнее, в ресторане «Садко» при отеле.

— А вы что там делали?

— Просто мимо проходила, случайно. Они у окна сидели, и я их срисовала!

— А с чего вы решили, что они любовники?

— Ну с чего… Гостиница, ресторан — зачем бы Ларисе там появляться?

— Артисты все время тусуются, и они редко делают это в читальных залах и музеях!

— Напрасно иронизируете! — скривилась Инна. — Я уж как-нибудь, наверное, отличила бы любовника от… В общем, так: я требую адвоката и больше ничего вам не скажу! Я никого не убивала, и вы ничего не докажете, потому что доказывать-то и нечего!

— Само собой, вы имеете на это право, — кивнул Антон. — Давайте телефон вашего адвоката!

— Вы отлично знаете, что у меня нет своего адвоката!

— Тогда, значит, общественный защитник?

Инна как-то сразу сдулась. Словосочетание «общественный защитник» редко вселяет в подозреваемых чувство уверенности: им кажется, что человек, работающий за небольшую фиксированную зарплату, не станет рвать жилы, чтобы вытащить из-за решетки своего подопечного. В отличие от нанятого специалиста, чей гонорар зависит от успешности разрешения дела. Тем не менее Шеин лично знал одного общественного защитника, который не подпадал под общепринятый шаблон, и он решил, что Инна Гордина заслуживает, чтобы он занялся решением ее проблемы. О чем он ей и сказал. Девушка с подозрением посмотрела на опера, словно пытаясь понять, не пытается ли он ее подставить.

— Почему вы это делаете? — спросила она. — Вы ведь не обязаны, ваше дело — посадить человека!

— Я заинтересован в том, чтобы посадить виновного, — пожал плечами Шеин. — Если вы невиновны, пусть адвокат это доказывает!

— А разве не вы обязаны доказывать, что виновна именно я?

— Но вы же сами отказываетесь продолжать беседу!

— Я не отказываюсь. Что еще вы хотели спросить?

— Обойдемся без адвоката — пока что?

Девушка молча кивнула.

— Я все равно позвоню общественному защитнику, но после того, как мы закончим, — пообещал Антон. — Инна, вы сохранили письмо, в котором неизвестный рассказал вам о предполагаемой афере Томина?

— Да, оно у меня в компьютере.

— По электронке пришло?

— Да. Я знала, что придется предъявить Ларисе доказательства, поэтому не стала его удалять.

— Где ваш компьютер?

— Дома… в смысле, в особняке Ларисы. Так вы мне верите?

— В той части, что вы действительно получили послание? У меня нет оснований сомневаться!

— А в том, что я не убивала Ларису?

— Видите ли, Инна, если то, о чем вы рассказали, правда, то мотив у вас имелся!

— Получается, я сама себя подставила?

— Ну, как говорится, обещать — не значит жениться!

— Что-что?

— Другими словами, наличие мотива еще не говорит о том, что вы причастны к преступлению. Я понимаю, что камера — не самое приятное место для постоя, и все же рекомендую расслабиться и позволить нам делать свое дело. Адвокат непременно будет вызван, и вы с ним сможете совместно разработать стратегию защиты на случай, если останетесь единственной подозреваемой. Настоятельно прошу вас подумать, все ли вы мне рассказали, и если появятся новые факты, о которых вы решите сообщить, не затягивайте!

* * *

— Так значит, Антон, Гордина утверждает, что Бузякина вела себя не совсем адекватно? — спросила Алла, когда Шеин вкратце поведал ей о результатах допроса Инны.

Опер молча кивнул.

— Ее словам можно верить, как по-вашему?

— А зачем ей врать?

— Действительно! Инна могла перевести стрелки на Дарью, чтобы отвести подозрение от себя, но зачем ей упоминать о странном поведении Ларисы?

— И я так думаю.

— Патологоанатом упомянул о том, что в крови Ларисы обнаружили высокое содержание алкоголя, но, если верить Инне, она уверенно держалась на ногах. Что еще могло вызвать странности в ее поведении?

— А патолог ни о чем таком не упоминала?

— Она вообще не слишком усердствовала, ведь на тот момент мы практически не сомневались, что с Ларисой произошел несчастный случай!

Алла даже не стала упоминать о том, что патологоанатом готова была написать любое заключение, удобное для следствия.

— Н-да, — пробормотал Антон, качая головой, — а теперь фиг узнаешь — Бузякину-то уже схоронили!

— Даже если бы этого не произошло, то по прошествии времени установить, какие еще вещества могли находиться в организме покойной, скорее всего, не представляется возможным. Вы с Александром просмотрели все записи из особняка, Антон?

— Да. В свидетельстве Гординой нет противоречий: и она, и Дарья выходили из зала. На записях видно, как они идут по коридору второго этажа в сторону балкона. Правда, там, где он расположен, камер нет, но обе девушки имели возможность оказаться на балконе примерно в то время, когда Лариса свалилась вниз. Алла Гурьевна, а вдруг ее все-таки никто и не убивал? Под давлением доказательств Инна больше не отрицает, что ссорилась с Ларисой, она даже признает, что во время перебранки хватала ее за руки и за плечи…

— Да, это объясняет происхождение синяков на теле жертвы! — подтвердила Алла.

— Но она наотрез отказывается признать, что имела намерение навредить Ларисе физически, — закончил Шеин. — Несчастный случай?

— Все возможно, Антон, только уж больно много в деле неясностей! Сегодня вечером я планирую встретиться с продюсером фильма Ларисы Парахневичем — надеюсь, он сможет что-то прояснить. Что насчет фотографа, которого никто не приглашал?