– Что за дурацкое прозвище, – взвелся Аким, – вилка, ложка,нож… Еще кастрюлей назовите! Звать положено так, как родители крестили!

– Вы встречали в святцах имя Виола? – прищурилась Лерка. – Ипотом, вашего сыночка вообще Филей обзывают! Вот где кошмар. Так и хочетсяпоинтересоваться, где Степашка с Хрюшей.

– Это кто же такие? – удивился Аким.

– Ваши дети не смотрели «Спокушки»? – удивилась Лерка.

– Не говори глупости, – ответила я, – передаче, кажется, летдвадцать, не больше…

– Да ну? – изумилась Лерка. – А мне кажется, «Спокушки»существуют с основания телевидения.

– Вы о чем? – строго поинтересовался Аким.

– Папа, – пояснил Филя, – на телевидении есть программа«Спокойной ночи, малыши», вот о ней и речь.

– Но они употребляли какое-то другое слово, – неуспокаивался учитель.

– «Спокушки», – ответила Лера, – так все говорят, простосокращение!

Аким Николаевич резко отодвинул от себя тарелку,прокашлялся, поднял указательный палец…

– Папа, – быстро начал ветеринар, – ты опоздаешь к новостям,пара минут всего осталась!

Педагог еще раз издал звук «кха, кха», и понеслось:

– Как словесник, человек, всю свою жизнь преподающий детямосновы русского языка и литературы, я не могу смириться с тем, во чтопревратилась наша лексика. Вспомним времена Петра I. В те далекие годы…

У меня начало сводить скулы. Лерка возила вилкой в тарелке,Томка устало села на табуретку и уставилась немигающим взглядом в стол. Филямрачно кивал головой, я наклеила на рожу улыбку и погрузилась в транс.

Надо отдать должное Акиму, он был опытным преподавателем ивеликолепно знал, что монотонные речи усыпляют. Поэтому примерно через каждыепять минут мужик делал паузу. Мы, обрадованные тем, что поток заезженных истиниссяк, просыпались и начинали воспринимать окружающий мир. Тут-то свекор иобрушивал на нас новую порцию сентенций.

– Совсем не осталось людей, которые умеют правильнопроизносить числительные! Ну-ка, – он ткнул пальцем в Лерку, – ну-ка быстренькоскажи восемьсот шестьдесят девять в творительной падеже, ну…

Лерка напряглась:

– Восьмисот…

– Нет.

– Восьмиста…

– Нет.

– Восьмистами…

– Садись, два, – сообщил Аким.

– Ну при чем тут «Спокушки»! – взвилась Лерка.

– Дети должны смотреть развивающие программы десять минут вдень, – отрезал педагог, – а не всякую дрянь! На телевидении совсем умпотеряли! Создали передачу про постельные дела, залезли, можно сказать, вкровать к гражданам, хорошо хоть поздно показывают! А люди! Такое про себярассказывать. Вон одна заявила: мой супруг занимается мастурбацией! Стыд ипозор, даже не покраснела!

– А, – обрадовалась Лерка, – вы тоже любите передачку «Проэто» смотреть! Прикольная штука!

Аким Николаевич совсем пожелтел.

– Я никогда не смотрю подобные мерзопакости…

– Откуда вы тогда знаете, про что там говорят? – хихикнулаПарфенова.

Но Акима оказалось не так просто сбить с толку.

– Мои дети, имею в виду и Олега тоже, выросли нормальнымилюдьми, полезными членами общества, они не курят, не пьют, не заводят любовниц…

Я уставилась в тарелку. Между прочим, Олег курит, воткрепкие напитки не употребляет совсем, только пиво, и насчет любовниц правда.Куприн не бегает по бабам. Может, он любит меня, а может, времени нет на шашни…По моему глубокому убеждению, ловеласничают те, у кого слишком много досуга.

– А все потому, – гудел Аким, – что в раннем детстве онивидели перед глазами положительный пример отца, а не стыдные передачки с голымидевками.

При этих словах Лерка разинула рот, чтобы достойно ответитьстарику, но в тот же миг из коридора раздался дикий грохот. Все полетели вприхожую. В Тамариной спальне заливалась нервным лаем Дюшка, не решавшаясябросить новорожденных.

Взору открылась дивная картина. На полу, сжимая в рукахотодранную от стены вешалку, сидел Олег. Муженек с головы до ног извалялся вгрязи, плащ, брюки, портфель, даже кепочка были в черно-серых пятнах. Очкисъехали у Куприна на кончик носа, шарф отчего-то свисал из кармана, а на ногаху него красовались чужие ботинки. Мой майор не носит белые вельветовые тапочкиили, по крайней мере, не делает этого в начале ноября.

На пороге, держась за косяк, стоял Семен, надо признать, онвыглядел еще хуже: слой грязи, покрывавший Сеню, оказался толще…

– Вы где были? – оторопело спросила Томуська. Сеня громкоикнул, по коридору поплыл сильный запах перегара, и тут только до меня дошлонаконец, что парни пьяны в лоскуты.

– Вы где были? – повторила Тома недоуменно. Сеня снова икнули тихо сполз на порог. Голова его зацепилась за ручку, издатель в изнеможениизакрыл глаза и громко захрапел. Олег, сохранивший какие-то рефлексы, сообщилиз-под вешалки:

– В экс… в экстрем… в центре…

– В каком? – обозлилась я. – В каком центре можно так нажраться?В том, где изучают влияние водки на организм мужчины?

– Мы пили коньяк, дуся, – сообщил Олег, – дусин пусик хлебалконьюсик!

До сих пор алкоголики вызывали у меня только чувствоглубочайшего отвращения, но отчего-то Сеня и Олег казались просто смешными. Даи какие они пьяницы! Наверное, в жизни каждого человека случается день, когдаего укладывает на лопатки зеленый змий.

Олег попытался встать, потерпел неудачу и повторил:

– В центре, в центре экстремальной медицины.

– Это что ж за медицина такая? – изумился Филя, отделяявешалку от Олега. – Первый раз слышу.

Но Куприн лег на пол и, пробормотав: «Меня завтра в семьразбудите», оглушительно захрапел.

Мы с Томуськой растерянно переглянулись. В такую ситуацию мыпопали впервые. Впрочем, я, прожившая все детство с запойными хануриками,великолепно знала, что делать, и принялась раздавать указания:

– Начнем с Семена. Филя, бери его за руки, а мы за ноги, ипотащили в спальню.