За обеими дверьми наступило настороженное затишье. Потом враждующие стороны покинули укрытия и, упрямо поджав губы, избегая смотреть друг на друга, заняли позиции за журнальным столом. Доменг, видя, что взаимные обиды супругов сплетаются во все более тугой узел, решил разрубить его одним ударом.

– Послушай, Мари, – сделал он рискованный ход, – неужели ты не понимаешь, что он просто ревнует тебя к Маруфу?

Рене с ужасом уставился на Доменга. В наступившей, струной натянутой тишине оба явственно услышали, как пробежал на кухню хомяк, исхитрившийся обратить суматоху в свою пользу. Доменг уже сам испугался того, что сказал, но оказалось, что результат его посредничества превзошел все ожидания: на щеках Мари стал медленно проступать пунцовый румянец. Она устремила на мужа изумленно счастливый взор и, расцветая улыбкой, застенчиво пролепетала:

– Боже, Рене, ты меня действительно ревнуешь? Этого не может быть! Глупый, как ты мог? – Она пересела на подлокотник его кресла. – Ты для меня самый лучший мужчина на свете.

Рене что-то расслабленно забормотал, оправдываясь; они начали говорить друг другу всякие нежности, и Доменг решил, что пора оставить влюбленных наедине. Он прошел на цыпочках в свою комнату, прихватив по дороге Роджера, и осторожно закрыл за собою дверь.

Вот так Маруф, ни о чем не догадываясь, стал причиной тому, что притомившаяся любовь, уже развернувшая носки в сторону привычки, вновь изящно встала на пуанты и стремительно закружилась в упоительном фуэте.

Вся следующая неделя прошла в хлопотах и беготне по магазинам – надо было обновить походное снаряжение, истрепавшееся в предыдущих экспедициях. Доменг, в основном, сидел за учебниками – Мари опасалась, что он на радостях провалит экзамен, но талантливый юноша и на этот раз доказал правоту Рене: третий год обучения был завершен с отличными оценками, и у Доменга оставалось еще три дня на сборы. Он накупил для всех ласты и маски с трубками. Его тайной мечтой было уйти с Меттой на глубину вдвоем, в прозрачную синюю даль, забыться хоть ненадолго в иллюзии счастья. Он взял бы с собой акваланг, но Рене запретил перегружаться, и в этом Доменгу уже не повезло. А тут еще Маруф. Его присутствие тревожило юношу как больной зуб. Он сторонился этого некстати возникшего из небытия соперника, глядел на него неласково и все время норовил чем-нибудь поддеть.

Рене тоже держался настороже. Хотя можно было сказать, что у них с Мари наступил второй медовый месяц, он все же решил, что не следует терять бдительности. В глубине души он не доверял ветреному женскому сердцу и, с негодованием отвергая обвинения Мари в собственничестве, конечно же, был собственником по отношению к любимой женщине, а иначе какой бы он был мужчина.

– Доменг, – вспомнил Рене за два дня до отъезда, – мы совсем не подумали об одежде для Метты. Нам надо все предусмотреть.

– Эх, – посетовал Доменг, – а вдруг все наши надежды окажутся напрасными? Я суеверен – купим одежду, а потом ни за что Метту не найдем. Лучше пусть Мари возьмет с собой побольше всего – обуви, брюк, блузок.

– Что ты, – возразил Рене, – Метта выше Мари на полголовы. Ей все будет коротко и мало.

– Тогда попросим Мари, чтобы она сама выбрала что-нибудь в магазинах. Я ничего не смыслю в женских нарядах.

– А как мы ей объясним для кого это?

В конце концов заговорщики решили взять с собой Маруфа с тем, чтобы гардероб Метты остался у него в багаже. Рене позвонил ему на мобильный, и уже через полчаса они припарковались у входа в большой торговый центр и вошли в зал первого этажа, приглядываясь к женской одежде в ожидании Маруфа.

Тот появился через две минуты.

– Как это своевременно, – произнес он, энергично потирая руки, – я как раз хотел с вами посоветоваться, что можно подарить нашей розе.

– О, всего несколько вещей и пару кроссовок, – с нехорошим предчувствием проговорил Рене.

– Прошу вас ничем себя не обременять, – радостно сказал Маруф, – я все выберу сам, – и ринулся к прилавкам с видом человека, обретшего смысл жизни.

Друзья с беспокойством переглянулись и поспешили за ним. Маруф сразу же деятельно включился в процесс приобретения блузок, платьев, брюк, джинсов, свитеров, жакетов, спортивных костюмов, туфель, кроссовок и даже нижнего дамского белья.

– Прошу вас, остановитесь, – безуспешно пытался образумить его Рене. – Поверьте, столько одежды не понадобится.

– Маруф, вы забываете, что нам надо одеть всего одну девушку, а не ваших трех жен, – нетактично бухнул Доменг.

Тот никак не отреагировал и перескочил в парфюмерный отдел, где отобрал несколько флаконов баснословно дорогих духов.

– Откуда ты знаешь, сколько у него жен? – тихо спросил Рене.

– А я спрашивал, – ответил любознательный Доменг, – за три года он успел дважды жениться. Говорит, что пытался забыть Метту.

– Надо же, – с уважением сказал Рене, – и как он только справляется с ними, с тремя?

Вокруг Маруфа образовалась целая стайка молоденьких длинноногих девушек, наперебой предлагавших ему товар. При этом они бросали на него томные взгляды, иногда настолько откровенные, что Доменг снова осерчал:

– Видишь, видишь, – теребил он Рене за плечо, – у самого целый гарем, а ему все мало. Он просто опытный сердцеед. Стоит ему взглянуть на девушку, и она уже готова. Вот так он и нашу Метту окрутил.

Рене ничего не ответил. Он-то давно разгадал секрет неотразимого воздействия Маруфа на прекрасный пол. Наделенный незаурядной внешностью, Маруф, к тому же, сам того не подозревая, умудрялся посмотреть на женщину так, что у нее больше не оставалось никаких сомнений относительно собственной привлекательности. Эффект этот происходил от обладания Маруфом неправдоподобно длинных и пушистых ресниц, кончики которых просвечивали, создавая вокруг темно-карих бархатных глаз золотистый ореол, что придавало его взгляду выразительную нежную ласковость. Как бы не стремился Рене найти какие-нибудь изъяны у воображаемого соперника, он все же отдавал ему должное – тот начисто был лишен самолюбования и не придавал никакого значения своей внешности. Он словно и не замечал, какое впечатление производил на женщин. Щеголем его тоже нельзя было назвать. В одежде он предпочитал свободный, не сковывающий движений полуспортивный стиль, нисколько не стремясь подчеркнуть бесспорные достоинства своего телосложения. Нрава он, казалось, был спокойного. Куда только подевался прежний грозный Шейх? В ответ на все колкости и подковырки двух ревнивцев он только добродушно хлопал ресницами и сносил все с великодушной снисходительностью сильного человека, который многое повидал в жизни и не раз оставался один на один со смертью.

– Рене, – прервал его размышления Доменг, – пойдем скорее! Надо остановить этого безумца. Он теперь собирается покупать драгоценности.

Они бросились в ювелирный отдел и застали Маруфа перед стендом с украшениями.

– Как вы считаете, – заинтересованно спросил тот, указывая на бриллиантовое колье, – это ей понравится?