Там можно было спокойно отдохнуть после сегодняшней встрепки, обдумать все, что произошло. Прийти к каким-то выводам или хотя бы разобрать все по косточкам, чтобы наметить свои дальнейшие шаги. Однако, чем ближе была хата, тем тревожнее у Коромысла становилось на душе. Наконец, он не выдержал, мотнул головой:

— Кореш, чую возле своей берлоги запах горелого.

— Что, чует кошка, чье мясо съела? — спросил Вольдемар.

— Сам ничего не понимаю, братан! Но чудится мне, что поджидают нас у моей берлоги.

Приостановившись, Судоркин насупился. Как он сам не подумал, ведь Коромысло вполне может быть прав. А раз так, разворачивай пятки. Спросил:

— У тебя запасная конурка имеется?

— А как же!

— Дуй туда! И носа не высовывай, пока я тебе не позвоню. А я в другую сторону, по своим закуткам. Дела не терпят.

— А Зинка? Она там под прицелом. Ей бы тоже не мешало убраться.

— За Зинку не беспокойся. — Судоркин вытащил телефон, набрал Зинкин номер. — Зинка, у тебя спокойно? Ты порыскай вокруг глазами. Берлога засвечена, крути педали оттуда, и чем быстрее, тем лучше! — отключил телефон и огляделся.

— А что по бильярдному клубу? — спросил Коромысло. — Отмена?

— Ни в коем разе! Действуем, как договорились.

Они разошлись в разные стороны.

Решив на время прервать контакты с Коромыслом, Судоркин хотел понять, на кого именно устроена охота. Нацелился к Вобровой. Но предполагал, что возле дома Оксаны могла быть тоже засада. Хотя у полиции не было никакой зацепки к Оксане, однако присматривать за нею вполне могли. Так же и корозовские люди.

Между тем, такое положение вполне можно попробовать использовать в свою пользу. Риск, конечно, но когда приходится выбирать из двух зол, выбираешь наименьшее.

Если рядом с логовом Бобровой крутится полиция, то лучшей охраны для себя и желать не стоит. Любой, кто сунется, попадет под их раздачу. Так что ему сейчас главное — просочиться незаметно к ней, и там залечь.

На этот случай у него в запасе была бабка Шура. Она могла из всякой страшилки сделать красавицу и наоборот. И плату брала скромную.

Завернул к ней.

Спросил сначала, не интересовался ли кто им? Но бабка Шура была хитра, меняла цвет мгновенно, как хамелеон.

Много не разговаривала. Если кто и спрашивал, так уже забыла, да и его сейчас быстро забудет, стоит ему только убраться за двери. А, впрочем, она и сейчас не помнит, как его зовут, если только он сам не назовет себя. Совсем плохая стала, памятью страдает, свое имя каждое утро перед зеркалом с трудом вспоминает.

Усмешка проползла по лицу Вольдемара.

Быстро гримом бабка изменила ему лицо, переодела в одежку из своего гардероба, какой у нее был на все случаи жизни для многих желающих. И он вышел от нее другим человеком.

А вечером просочился в квартиру Бобровой.

В то время, когда обстреляли автомашину с Судоркиным и Коромыслом, за автомобилем Корозова пристроились сразу две белых машины одинаковой марки. Бодитель обратил внимание на них. Сначала как будто задвоилось в глазах. Но, видя, что машины упорно движутся за ними, не отставая ни на шаг, обернулся к Глебу:

— За нами два хвоста.

В эту минуту Корозов читал письмо Павла. Оторвал взгляд, поднял брови и посмотрел вопросительно.

Бодитель Никола пояснил:

— От банка вела одна машина, затем ее сменили две.

Оглянувшись, Глеб недолгое время внимательно присматривался, произнес:

— Оставь их с носом!

Машина резко пошла влево через сплошную белую полосу, подрезая встречный транспорт. Белые автомобили следом совершили тот же маневр.

Опять Корозов углубился в чтение письма. Узнавал из него, каким образом у Павла появился этот гарнитур с алмазами. Просто невероятный случай. Брат сам в своем письме Глебу называл это событие диким случаем.

Произошел он в один из приездов Павла в этот город. Приехал тот по делам, после них собирался заглянуть в гости к Корозову. Но приключившиеся в гостинице события круто поменяли все его планы.

Утром Павел вышел из номера с намерением спуститься в ресторан позавтракать. Не успел закрыть номер, как отворилась соседняя дверь, из нее выступил пожилой респектабельного вида мужчина с гладким холеным лицом, красиво уложенными густыми волосами. Открытые глаза с чуть припухшими веками, словно после бессонной ночи или долгой неотрывной работы, требовавшей постоянного напряжения зрения. Движения его были ровными, размеренными, ни одного лишнего, как будто заранее обдуманными и предусмотренными. Смотрел вокруг себя он спокойно, казалось, поведением своим показывал, что не нужно суетиться, что суета недостойна людей нормальных. На нем хорошо сидел дорогой черный костюм, под которым был едва заметен небольшой животик. Впрочем, этот животик не портил его осанку, спина была ровной, плечи расправлены.

Кивнул Шехову, как старому знакомому.

Ответив, Павел закрыл дверь и двинулся по коридору.

Сосед по номеру догнал. Спросил бархатным голосом:

— Вы, случайно, не в ресторан, — и предложил. — Может, пройдем вместе? Вдвоем как-то веселее шагается.

— В ресторан, — подтвердил Павел, приостанавливаясь. — Можно и вместе, — согласился и зашагал дальше.

— Если не возражаете, — оживленно заговорил сосед, — позавтракаем за одним столом. Вдвоем чаевничать приятнее. Знаете, не люблю сидеть за столом один, а еще меньше люблю сидеть с незнакомыми людьми.

— Но ведь мы с вами не знакомы, — улыбнулся в ответ Шехов.

— Тогда разрешите представиться: Степанский Владимир Игнатович, — и он протянул для пожатия руку. Ладонь была гладкой и мягкой.

Пожав ее, Павел назвал свое имя.

— Вот и познакомились, — проговорил собеседник и спросил. — А каким родом деятельности, извините, если, конечно, это не секрет, занимаетесь?

— Да какой же секрет? — отозвался Шехов. — Предпринимательством. Торговый бизнес. Магазины.

— Стало быть, работаете для людей, — одобрительно оживился собеседник. — Полезное занятие. Хороший бизнес. Нужный. Магазины — моя слабость, люблю заглянуть иногда, глаза продать.

Они спустились вниз и прошли в ресторан.

Посмотрев в зеркало при входе, Степанский поправил галстук. Ворот белой рубахи идеально облегал холеную шею, не был тесен или широк.

В зеркало глянул и Павел. Он разительно отличался от нового знакомого. Во-первых, он был моложе, во-вторых, фигура спортивная и движения порывистые, в отличие от размеренных у Степанского. Одежда не была такой дорогой. Но костюм сидел ладно и подходил ему по цвету. Павел был без галстука, поэтому перед зеркалом поправил пальцами волосы на голове.