И от того, что было дальше…

Я даже с Ливией отказалась говорить, как и с обеспокоенным Кинтаном — все не могла прийти в себя после неожиданного и почти злого сумасшествия.

Его руки, когда он танцует со мной.

Его тело, которым он вжимается в меня.

Его пальцы и шепот, создающий магию, которая не просто рождает огонь, но и проходит сквозь меня — и будто искры оседают на внутренностях от той волны.

Его губы… его завесовы губы, творящие порочное непотребство… И желание взлетает до небес, а бедра наливаются, тяжелеют, тянутся к чему-то — будто зажившие собственной жизнью.

Теперь я знаю, как чувствуется сильное желание. Теперь я понимаю, как выглядит беда…

Разве не бедой станет любая наша связь? Будь она враждой, взаимодействием или первой и последней ночью.

Или все-таки… шансом?

Я не могла не думать, что наш танец во время занятия был очень похож на то, что мы обсуждали с моей пятеркой. И что Мигель вполне способен совместить магию и слияние… и он единственный кроме эроимцев знает о моей проблеме.

Я не могла не подумать о том, что если я лягу с ним в постель, то лишь подтвержу его уверенность, что он может заполучить любую. И меня тоже.

Я не могла не думать о тех кто прибудет совсем скоро — и, вполне возможно, попытается меня забрать.

И о том, что, возможно, боги дают мне возможность вернуть все как было прежде….

Завеса! Да ни о чем я толком не думала!

Что-то происходило со мной, что-то странное, чему я никак не могла дать название… меня лихорадило и вело, я горела, а внутри закручивались тугие спирали. И мне казалось что единственный, кто поймет, что со мной происходит, это Мигель…

Ненавистный Мигель, столь нужный мне Мигель.

Я сошла с ума, зубы стучат, и будто во сне я иду в мужское общежитие, прячась в темноте, как воровка…. как все эти девки, что тайком навещают по ночам очередного парня, а днем громко возмущаются вульгарным поведением своих однокурсниц.

Мне даже не надо узнавать, где его комната. У меня из живота будто канат стальной, закрепленный на том конце мира, и я иду, наматывая на руку петлю за петлей. И тихонько стучусь в дверь, за которой чувствую его дыхание, а как только Мигель открывает — проскальзываю внутрь.

Мы не разговариваем — к чему разговоры? Я сбрасываю верхнюю тунику, довольно щурюсь, когда слышу шипение, делаю несколько шагов к нему, вцепляюсь руками в его шею и призывно поднимаю лицо…

В глазах Мигеля — настороженность и желание.

И я решаю, что настороженности там не место.

Становлюсь на носочки, кусаю выступающий подбородок, провожу губами по щетине влево и вправо, и с восторгом первооткрывателя чувствую, как он застывает весь… а потом обтекает меня своим телом, вжимая уже почти привычно.

Губы Мигеля такие же как я помню. Горячие, плотные и уверенно берущие свое. Он ласкает мой рот, сжимает волосы в кулаке, толкается языком в самую глубину, а потом отстраняется, вдыхая, глядя ошеломленно, и снова приступает к пиршеству.

Мне это нравится… не знаю почему, но мне безумно нравится оказаться его любимым блюдом.

Почему-то кружится голова и подгибаются ноги, а его невнятный шепот и рычание вибрацией растекаются по телу. Я выгибаюсь, когда он отрывается от моих губ и тянет волосы назад, чтобы я подставила шею. И проводит по ней сначала губами и языком, потом зубами, прикусывает чувствительное местечко над ключицей и вдруг шепчет:

— Останови же меня…

Остановить? Завеса, почему я должна его останавливать?! Так сладко… забыться в этой волне удовольствия, раствориться в нем, в его порочных навыках, принять его опыт и магию.

Магию? Ах да, магию…

Мигель гладит меня по спине, руки опускаются ниже, пальцы вжимаются в узкую полоску голой кожи между верхом и низом моего одеяния, обхватывают бедра. И движения его ладоней, плотно прижатых ко мне, будто размягчают кожу и заставляют гореть внутренности, а меня саму — двигаться в незнакомом ритме.

Между бедер одновременно наполнено и пусто.

Какое удивительное ощущение!

Я глажу его по крепким плечам, а потом делаю, наконец, что хотела давно — развязываю шнуровку, проникаю под тонкий шелк рубашки и зажигаю кончиками пальцев на его коже огненные узоры.

Грудь Мигеля — плотная, бархатистая и чуть влажная. И так хочется попробовать ее на вкус…

Наклоняюсь и облизываю ямочку между ключицами, прикусываю кожу… Мне тоже хочется его съесть. Вобрать в себя его плоть, урчание, эмоции, осколки.

Осколки!

— Ты будешь… танцевать для меня? — спрашиваю как пьяная.

— Все что угодно, Та-ли, — шепчет рвано и подхватывает меня на руки, — Танцевать, петь… все, что попросишь.

— Глупый, — смеюсь, откидывая голову. Потолок кружится перед глазами, а внутри тоже кружится… вихрь из чувств и чего-то незнакомо-восторженного, — Танцевать, когда займешься со мной любовью… Так надо. Слияние. Танец. Магия.

Он осторожно укладывает меня на кровать и снова целует — глубоко, мощно, долго. Путаясь пальцами в моих волосах, наваливаясь всем весом, погружая в глубину переживаний. И я почти забываю, о чем мы говорили… но когда он поднимает голову и осторожно ведет по верхнему краю моих шаровар, стараюсь взять себя в руки.

Это так тяжело… так невозможно!

Перед глазами все расплывается, но я выдыхаю:

— Я узнала — в момент инициации можно многое… получить осколки. Просто делай, что делал… тогда, во время тренировки…

И понимаю что сказала что-то не то, потому что Мигель застывает. Медленно-медленно приподнимается на локтях и внимательно всматривается в меня:

— Та-ли… ты сейчас про что говоришь?

Я вцепляюсь почему-то слабеющими пальцами в края его распахнутой рубашки и шепчу:

— Осколки… так можно вернуть осколки. Тебе же не должно быть жалко, ты же сам предлагал… ну помоги мне, какая разница? Надо лишь выполнить дополнительные условия и…

Длинное ругательство заставляет меня замолкнуть.

Мигель резко садится на кровати и смотрит на меня неверяще:

— Ты что… пришла сюда ради какого-то ритуала?

— Я…

А что я?

Тру лоб, пытаясь сформулировать хоть какой-то ответ, но мысли рассыпаются, как порванное жемчужное ожерелье, и я не нахожу ни одной путной.

— Ты же хотел, — выталкиваю из себя сдавленное и неловко обвожу рукой кровать, — Хочешь. Разве важна причина? Ты можешь получить всё… Даже выиграть спор. А?

— Уходи.

Как же я его бешу, судя по голосу.

Бешу?