Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А не боишься, что от отца попадет? И за двойки и за новую запонку…
— Пускай, — махнул рукой Гоша. — А двойки я исправлю. Честное пионерское! Только бы поскорее вырасти. А когда я вырасту, то стану рабочим. На фабрике будет тихо и светло, как в саду в солнечный день. И много цветов. И пусть играет музыка, такая, как в Городке искусств. Мне подчинится множество машин. Они будут делать разные вкусные вещи. Я за один день сделаю столько всего, что хватит угостить всех ребят с нашей улицы. Пусть приходят и едят сколько хотят.
— Постой, — остановил Ваня. — Как же ты будешь всех угощать, если это не твое, а государственное?
— Ну и что ж такого? Если государственное, то немножко и мое… — нашелся Гоша. — А может быть, я буду строителем. У меня будет огромный кран, похожий на жирафу. Нажму кнопку, и кран поднимет кубик. Не кубик, а комнату! А еще лучше будет у меня машинка, уничтожающая силу земного притяжения. Тогда работать будет совсем легко и быстро. Я построю много красивых домов. Добро пожаловать, новоселы! В каждой квартире будет ванная и душ. И столовая… Нет, столовая пусть будет общая, одна для всех… А для ребят построю интернат такой же, как тот, где мы жили, с бассейном для плавания и спортивными площадками. А если я стану трактористом, — продолжал мечтать Гоша, — сто самоходов-тракторов выйдут в поле. И я один буду управлять ими. Прикажу: налево, и они повернут налево. Прикажу: прямо, и они пойдут прямо. А когда вырастет урожай, я соберу столько хлеба, что хватит накормить целый мир. И в Африку, к чернокожим людям, и в Азию, к желтолицым людям, и в другие далекие страны поплывут корабли с хлебом. А из Африки они привезут апельсины и бананы. Ешь сколько твоей душе угодно! А может быть, я стану доктором…
— Вряд ли, — засмеялся Ваня, — пока ты вырастешь, никаких болезней не останется и докторам нечего будет делать. И лекарства не нужны будут.
— Ну и что такого, — беззаботно согласился Гоша. — Очень хорошо! Тогда никто не заставит меня пить противную касторку. Ну, а если все-таки не успеют победить все болезни, тогда я обязательно стану доктором. Я буду лечить маленьких и больших. У кого плохое сердце, я поставлю новое сердце. Это будет веселое, молодое и доброе сердце. Оно будет работать хоть сто лет… без передышки.
— Кем же ты в конце концов будешь? — перебил Ваня. — Рабочим, строителем, трактористом или врачом?
— Я еще не знаю, кем я буду. Но ты же сам говорил: для человека главное не кем он будет, а каким он будет. Я буду смелым, добрым и веселым. Я никогда не буду врать и задаваться. Я буду таким, как люди третьего тысячелетия.
— Ну, тогда другое дело, — согласился Ваня. — Только и во втором тысячелетии много таких людей, с которых стоит брать пример. А теперь домой!
Веточкин-старший спрятал в карман блокнот и, поднявшись, торжественно произнес:
— Ал лал, робин рой, унеси меня домой!
— А я? — испуганно закричал Гоша и крепко уцепился за гимнастерку брата. — Ты что же, хочешь меня оставить?
— Не мешай, — сказал Ваня и громко продолжал: — И меня и Гошу. Я его не брошу.
Над землей пронесся легкий ветерок, листья эвкалиптов зашелестели, вдали зазвучала легкая, навевающая сон мелодия. Сами собой закрылись веки… Потом все исчезло.
. . . . . . . . .
— Вставай, Ванюша. Вот разоспался. Ребята уже давно в школу идут.
Веточкин-старший с трудом открыл глаза. Над ним стояла мама и тормошила его. Рядом зашнуровывал ботинки Гоша. Лицо его было заспанно, волосы всклокочены.
— Скажи-ка, — тихонько окликнул его Ваня, дождавшись, когда мать вышла в кухню. — Тебе ничего не приснилось?
— А что? — дипломатично спросил Гоша.
— Нет, я так…
— А тебе? — помолчав, задал вопрос Гоша.
— Приснилось… Будто мы путешествовали в будущее.
— Да ну! Значит, это правда? Я так и подумал, разве один и тот же сон может сразу двоим присниться?
…Ваня и Гоша Веточкины рассказали мне о том, что произошло с ними во время их удивительного путешествия. Я подумал, что, может быть, об этом интересно будет узнать и вам, ребята. Вот я и передал все, что узнал. А дело ваше — хотите верьте, хотите нет.