– Без взаимности?

Кажется, я наконец нашла человека, которому могу всё рассказать. Это не Антон и не мои подружки – это СамСвет.

– Но надежда умирает последней. Мне кажется, что я ему тоже нравлюсь.

Как же здорово кому-то об этом поведать! Словно достать занозу.

– Стесняется признаться?

Я пожала плечами:

– Просто ещё не время.

– Всё будет хорошо, – Герман протянул мне руку, скрытую почти до самых кончиков пальцев длинным широким рукавом. – Мне пора.

Я пожала его пальцы.

– До встречи!

Герман кивнул и ушёл обратно в замок.

Химеры радостно гонялись друг за другом по двору, стуча по брусчатке копытцами. Они выглядели бодро. Это меня радовало. Я буду ухаживать за ними, не жалея сил, – и, когда они окончательно выздоровеют, Хозяин простит меня.

Вот так я познакомилась с Германом. А когда писательский зуд снова накроет меня, я напишу, как встретила Моего Волка не там, где ожидала, и это перевернуло всю мою жизнь.

До совершеннолетия Подсолнух гуляла по Задорожью только с семьёй, и отец во время прогулок рассказывал ей о людях.

– Люди всё время спешат, что-то и кого-то ищут, встречаются и расстаются. Они быстро влюбляются и быстро забывают. Молчунам и тихоням приходится нелегко, а болтуны уверенно шагают по жизни.

– Люди так отличаются от нас, – качала головой Подсолнух.

Да, а вот призраку-болтуну среди размеренной жизни себе подобных так же тяжко, как и скромному человеку-молчуну среди болтливых людей. Люди активны и быстры, они стремятся к успеху, говорят, что связи всё решают, и всё снуют туда-сюда, как муравьи. А призраки медлительны и плавны. Зачем спешить, если впереди столетия. Не надо торопиться жить, можно встречаться раз в четыре года на празднике и целыми ночами смотреть на звёзды. Как же скучно! И как не похоже это на встречи с Художницей. Её можно бесконечно слушать и бесконечно рассказывать ей истории, можно смеяться и злиться одновременно, можно говорить об одном, забывать и ловить другую мысль. Художница – это маленький смерч, который встряхнул её жизнь.

Теперь она поняла, что находят в подорожниках наставники – не механизм открытия Дорог (хотя и это тоже), а друзей и весёлых товарищей. Да ещё у СамСветов появляются способности. Интересно, какой талант оказался бы у Художницы?

Нет, об этом даже думать нельзя! Подсолнух решительно тряхнула жёлтыми волосами. Да, она тут немного поэкспериментировала со своей формой – и лёгкие бледные волосы с медными прядями, как у матери, стали длиннее и желтее, а макушка окрасилась в чёрный.

– С чего ты вдруг решила измениться? – спросил Листопад дочь.

– Я же Подсолнух, – улыбнулась она.

Ей нравился результат. Но на этом пора заканчивать, а то накличет беду. Пора переставать столько мечтать. И лучше больше не общаться с Художницей.

Две недели Подсолнух не ходила в Задорожье, боясь свернуть не туда и оказаться у подруги. Родители поглядывали на дочь с беспокойством: раньше её нельзя было удержать дома, а теперь она целыми днями примерно сидела за рукоделием. Хорошо, конечно, но подозрительно.

Домом для семьи Подсолнух служило почти ушедшее под землю строение, похожее на русскую печь. Когда-то давно на его крыше вырос нагорник и опутал странный дом корнями до самой земли. Один толстый корень выпирал, словно скамейка. Призраки звали свой дом просто «Нора» из-за широкого арочного входа.

Подсолнух выходила из Норы с маленькой чашей и плоской дощечкой, садилась на корень нагорника и возилась с украшением к Празднику Новых Встреч. Она собирала труху, в которую превратилась ромашка Художницы, в единое целое, склеивая мельчайшие кусочки волшебством. Видно, Художнице гербарий приносил последнее время только горькие воспоминания, вот и превратился цветок на Дороге почти в пыль.

Работа не спорилась, и Подсолнух просто для отвода родительских глаз делала вид, что занята. Ветреница постоянно была рядом, смотрела на дочь с беспокойством, но помощь не предлагала: девушка должна готовить своё приданое сама.

Наконец Ветреница не выдержала и, подсев к дочери, прямо спросила:

– У тебя что-то случилось?

– Почему ты так подумала, мама? – встревожилась Подсолнух.

– Последнее время ты всё время дома, – заметила Ветреница.

Глупая Подсолнух зудела в голове, что матери нужно всё рассказать.

Мудрая Подсолнух тоже советовала сказать правду, но не всю…

– Просто скоро Праздник Новых Встреч. Мои первые танцы. Пора заняться подготовкой, – ответила она.

И это было правдой. Ветреница внимательно посмотрела на Подсолнух золотыми глазами.

– Я надеюсь, что это так. Работа твоя не продвигается, а мысли словно где-то далеко. Что-то случилось в Задорожье?

– Нет. Как раз туда сегодня собиралась за вдохновением. Видно, упорный труд не для меня: ничего не получается, – натянуто улыбнулась Подсолнух.

– Если у тебя будут проблемы, ты ведь мне расскажешь? – спросила Ветреница.

– Конечно, мама. Но у меня всё хорошо! – И Подсолнух вложила свою четырёхпалую руку в ладонь матери (пять пальцев создавать она ещё не научилась) и ободряюще её сжала.

И правда пора развеяться. Но к Художнице ни ногой.

* * *

Художница лежала в кровати, но не спала. Она зло поглядела на подругу и громко высморкалась в платок.

– Явилась.

Оставаясь полупрозрачной, Подсолнух скромно молчала, зависнув в углу, а Художница, несмотря на красный нос и слезящиеся глаза, вдруг резко села в постели и ринулась в наступление.

– Пропала на две недели! Я с ума чуть не сошла!

– Я же призрак, – пожала плечами Подсолнух. – Что со мной могло случиться?

– А вдруг эти ваши Дороги закрылись бы! – замахала платком Художница. – Ладно несколько дней, но не две же недели! И даже не предупредила! Испарилась, и всё! Я вообще не спала последние ночи: тебя ждала! Вот решила, что если заболею, то смогу не ходить в школу и отсыпаться днём, а ночью тебя сторожить. Заболеть у меня получилось, как видишь! И теперь я как разбитое корыто! Нет, не этого я хотела! И тут являешься ты с безмятежной улыбкой и заявляешь мне, что я зря волновалась!

Подсолнух не слушала гневную тираду подруги, она с удивлением разглядывала одну из стен комнаты Художницы. На ней красовались фотообои с изображением подсолнухового поля. Яркие жёлтые цветы на фоне голубого неба.

– Вот и подарок тебе приготовила, но ты его не заслужила, – буркнула Художница, кутаясь в одеяло.