Снова открыл папку. Виталий уже был готов к тому, чтоувидит, однако все равно так резанул этот снимок! Тем самым по тому самому. Онведь уже и забыл, что Иннокентий был раньше вот таким. Беззаботным, с широкойулыбкой, с этим смешливым взглядом чуть исподлобья. Впрочем, теперь он улыбалсяне менее широко, но это была совсем другая улыбка. Кто и когда виделискренность в улыбке публичного политика, недавно избранного мэра НижнегоНовгорода? А впрочем, с того времени, как была сделана эта фотография, прошло тринадцатьлет. Конечно, Иннокентий изменился. И тот человек, который стоял рядом с ним,тоже изменился. Это Виталий точно знал, потому что видел его каждый день. Идаже не один раз в день!

В зеркале видел. Ну да, рядом с Иннокентием стоял его лучшийдруг – Виталик Привалов.

Он отложил фотографию и принялся перебирать бумаги, лежащиепод ней. Там было не меньше тридцати листочков: что-то переснято на ксероксе,что-то отпечатано на компьютере: видимо, качали из Интернета. Часто мелькалифотографии Иннокентия: выступает где-то, общается с какими-то тетками –типичные сормовские жительницы по виду… Да ведь он и сам был родом из КрасногоСормова, потомственный пролетарий, выбившийся в люди! Вот он с представителемпрезидента – не зря, значит, плевались его соперники на выборах: Коренев –ставленник партии власти! Еще про него говорили, что в дружках у него ходят«криминалы» – пожалуйста, рядом с ним на другом фото Данила Гордеевский. Наэтом мужике пробы ставить негде. А вид такой, словно они кореша – не разлейвода. О, да это заметочка из черного пиара предвыборных соперников Иннокентия.Забавный текст:

«Недавно бывшие братки снова встретились и договорились онамерениях. Данила Гордеевский, небезызвестный авторитет, который, понастойчивым слухам, держит нижегородский общак, во всеуслышание поклялся, что,если кто посмеет только пикнуть против его любимого кореша Иннокентия, тотбудет конкретно иметь дело с ним, Данилой, и тогда известная угроза замочить всортире покажется детским лепетом по сравнению с участью, которая чисто внатуре ожидает Кешиного обидчика».

Эта заметка была вся обведена красным маркером, а последниестроки подчеркнуты.

Виталий передернулся и поспешно сунул листок вниз всейстопы.

Парень, сидевший в кресле, слегка усмехнулся.

Виталий насупился и принялся просматривать другие листки.

Да, тот, кто собирал все это, не поленился, что и говорить!Статьи, заметки, интервью… Взгляд Виталия выхватил еще один отчеркнутый абзац:

«– Иннокентий Петрович, в вашей жизни было много тяжелых страниц…

– Ну, наверное, они есть в жизни каждого.

– Я хотела бы спросить о личном. Извините, если мои вопросыпокажутся вам неделикатными. Если вам не хочется на них отвечать, вы можете…

– Нет, почему, я счастлив буду поговорить об Эле. Вас ведьименно это «личное» интересует? Она была для меня всем на свете. Я так любилее, что иногда даже ревновал к будущему ребенку. Думал: зачем нам кто-то еще,ведь нам так хорошо вдвоем. Ну, наверное, и… накликал, наверное.

– А вам никогда не приходило в голову еще раз жениться?

– Нет. Для меня это исключено.

– Как ваше здоровье теперь?

– Ну а что мое здоровье? Нормальное. Оно не мешает мнезаниматься политикой, не помешает стать нормальным мэром для моего родногогорода. Больше ничего меня в жизни не интересует».

Последняя строка была обведена и отчеркнута несколько раз.Чудилось, на нее легло огромное кровавое пятно.

«– Иннокентий Петрович, вы стали преуспевающим бизнесменом,вы богатый человек. Скажите, зачем вам менять вашу успешную деятельность нагорький хлеб публичного политика? Или вы думаете, что их хлеб не очень горький?Судя по тому, что вы смеетесь…

– Ну, знаете, я думаю, что всякий хлеб бывает то горьким, тосладким. Думаю, тут не может быть никаких обобщений. Я в своей жизни всякогонахлебался. И такое было горькое, что горло судорогой сводило. Ничего,как-нибудь и с политикой справлюсь.

– А вы согласны с пословицей, что все, что ни делается,делается к лучшему?

– Нет.

– Почему?! Говорят, мы даже ошибки совершаем для того, чтобыизвлекать из них уроки!

– Это верно. Однако случаются ошибки, которые невозможноисправить. И никакие извлеченные из них уроки не идут впрок. Бывают такие дела,знаете… они все выжигают в человеке, остается мертвая земля. На ней уже ничегоне может взойти. С этим надо жить. И вечно проклинать себя за то, что тыостался жив».

Подчеркнуто четыре последних предложения. Еще одно кровавоепятно.

«– Иннокентий Петрович, в вашей жизни были события, которыевам хотелось бы пережить еще раз?

– Конечно. Сколько угодно.

– Какие именно, не назовете?

– В основном они связаны с Элей, моей покойной женой. Снашей встречей, с нашей любовью. Мы прожили вместе всего три года – это былилучшие годы моей жизни. Я хотел бы испытать все это снова. Снова, снова,бесконечно!

– А какую бы страничку вы в своей жизни хотели переписатьнабело?

– Эта страничка в далеком прошлом. Я взял деньги в долг уодних людей и не смог вернуть. Это стоило мне… всего. Всего на свете. С тех поря никогда не беру в долг. И не даю, кстати сказать».

Подчеркнут последний абзац. Строка «Это стоило мне… всего» –кровавое пятно.

Больше Виталий не мог читать. Дрожащими руками собрал все впапку, отодвинул от себя. Но один листочек все же выпал. Он сделал вид, будтоне заметил, однако парень так на него глянул, что счел за благо все жеподобрать вырезку.

Ч-черт! Да это же та самая, где Иннокентий снят с ДанилойГордеевским! И текст, этот текст: «…если кто посмеет только пикнуть против еголюбимого кореша Иннокентия, тот будет конкретно иметь дело с ним, Данилой, итогда известная угроза замочить в сортире покажется детским лепетом посравнению с участью, которая чисто в натуре ожидает Кешиного обидчика».

Виталий и эту бумагу сунул в папку. Отложил ее и теперьсидел, насупясь.

– Вам нужны какие-нибудь дополнительные разъяснения? –спросил парень.

– Да нет… – пожал плечами Виталий. – В принципе, она мне всееще в первый раз объяснила вполне доступно, логично и доходчиво. Нынешняяпсихическая атака еще более усугубила впечатление. Я, каюсь, сначала не принялее всерьез… думал, с ума бабенка сошла.