Сцена осветилась красным, и все увидели, что на ней стоитвысокая женщина. На ней было обливающее тело короткое красное блестящее платье.Длинные, прямые, тяжелые волосы тоже казались красными; в свете прожекторовлицо, руки и ноги отливали медью.

Музыка опутывала зал, колола его, подхлестывала. Мелодиябыла изумительная, и женщина в красном двигалась в одном ритме с нею. И несразу Лида поняла, что она не только танцует, но уже поет.

Это был голос такой глубины и диапазона, что Лида тихоахнула. Вот это да! Настоящая джазовая певица! Ну просто Глория Геймур илиГрейс Джонс, ничуть не хуже. Даже лучше, лучше, честное слово!

Музыка оборвалась, певица склонила голову. Красные сполохисменились обычным освещением.

Кожа у певицы была белая, а платье и волосы – красные. Этоименно ее видела Лида в рекламе. Очень яркая. Очень красивая. И – опасная…

Выходит, это она и есть – «красная волчица»?..

Ей аплодировали, кричали что-то. Лида вслушалась вразноголосицу.

– «Расскажи», «Расскажи»! – кричали одни.

– «Ты», «Ты»! – надрывались другие.

– «Май харт, май харт»! – надсаживались третьи.

Лида поняла, что певицу знают и любят. Та чувствовала это иулыбалась безмятежной, счастливой улыбкой всеобщей любимицы.

– Тише, тише! – махнула она рукой. – Я все спою!

– И «Красную волчицу»? – крикнул кто-то нетерпеливо, и Лидавздрогнула.

А певица только еще раз улыбнулась:

– Я же сказала – все спою!

Она опять махнула рукой, теперь в сторону будочки, где сиделзвукооператор. Послышалась запись оркестровки: ритмическая музыка в стиледиско.

Расскажи, хороший, расскажи, красивый,

Любишь ли меня? Хочешь ли меня?

По тебе страдаю, молча погибаю

Днем и ночью я, днем и ночью я.

Ты проходишь мимо, вновь проходишь мимо,

Отводя глаза, отводя глаза.

В моем сердце горе, на губах улыбка,

На щеке слеза, на щеке слеза…

Теперь это был совсем другой голос – легкий, девчоночий,отчаянно-слезливый. Девушки из «Мэри Кей» начали тихонько подпевать.

Лида улыбнулась. Эта песня невольно отправляла всех вдетство! Вернее, в юность, примерно в восьмой-девятый класс. Первая любовь,мальчик-старшеклассник, который вновь проходит мимо, отводя глаза… Может быть,такие же колдовские, как у того танцора…

У всех это было. Первые слезы на разрыв рыдающего горла.Чудесное время!

Отхлопали. Музыка изменилась. Теперь это была всем известная«Belle», но с неизвестными словами:

Ты…

Свет очей моих и мрак желаний – ты.

Счастье и беда мои – все вместе! – ты.

Когда смотрю в твои глаза, тогда живу.

Неужто снам моим не сбыться наяву?

Я душу дьяволу с восторгом заложу,

Я в церкви свечи воску белого зажгу.

Мне все равно, молиться или проклинать,

Чтоб только раз, хоть раз тебя поцеловать.

Лида заметила, что певица пристально поглядывает иногда всторону будки звукооператора, словно там сидел этот некто, к кому она обращаласвои слова.

Ты…

Меня не любишь и не хочешь ты,

И сокрушает время все мои мечты.

Обречена я наблюдать из темноты,

Как в танце кружишься по сцене жизни ты.

Глаза твои – о злая сила, смерть моя!

Никто, никто тебя не любит так, как я.

Давно желаньями бредовыми живу,

Но снам моим, увы, не сбыться наяву.

Ну что тут стало с бедными дамами! Певица кланялась,кланялась, улыбалась, улыбалась – аплодисменты не утихали.

Наконец она махнула рукой – из будки выбрался невысокий,довольно хлипкий парень лет двадцати четырех, не больше. Его пышные, можносказать, роскошные волосы были связаны в хвост, тонкое лицо пылало от смущения.

– Позвольте представить вам моего мужа, композитора,аранжировщика, автора всех, вернее, почти всех моих песен – Олега Сиверцева!

«Ее муж?!» – Лида покачала головой.

В ее представлении мужем такой яркой и эффектной женщины,как эта певица, должен быть какой-нибудь «новый русский», но не толстопузыйдебил с пальцами веером, а хамовато-утонченный джентльмен с прочным капиталом,англизированной внешностью, уложенными в парикмахерской волосами и маникюром, с«бизнес-английским». Простонародное его происхождение выдает только привычкаматериться по поводу и без повода, а также сугубо нижегородский выговор снеистребимыми «чо», «всеж-ки» и «без пя-ать». Ну и, конечно, трудности вобращении со столовыми приборами. И вдруг на тебе! Какой-то мальчик – явномоложе жены лет на пять, а то и больше. Но, видимо, очень талантлив, она занего держится двумя руками. Композитор, аранжировщик… У этих творческих людейвсегда сложности в семейных отношениях! Женщины даже фамилию мужа не всегдаберут, чтобы сохранить иллюзию независимости. Хотя у этого мальчика звучнаяфамилия – Сиверцев. Вполне годится для сцены!

И тут Лида сообразила, что не знает ни фамилии певицы, нидаже ее имени.

Обернулась к соседнему столику, где сидели четыре барышни,настолько разомлевшие от вина и душевной музыки, что предприимчивый мужик могбы взять их сейчас голыми руками. Беда – ни одного такого мужика в пределахдосягаемости не было! Американцы не в счет, само собой.

– Девушки, извините, а вы не знаете, как ее зовут? –спросила Лида.

– Кого? – склонились к ней разом все четыре красотки.

– Певицу. Как зовут певицу, не знаете?

Красотки дружно откинулись на спинки стульев и воззрились наЛиду, мало сказать, потрясенно. С громадным осуждением!

– Нет, вы серьезно? – наконец спросила одна.

– А что такое?

– Вы серьезно не знаете Майю?! – воскликнула другая.

– Да ладно, может, она из другого города, – попыталасьурезонить их третья. – Вы из другого города, да?

– Что ты такое говоришь? – перебила четвертая. – Как онаможет быть из другого города, если тут собралась только «Мэри Кей»?