Сзади донеслись отрывистые звуки клаксона.

– Ваше высокоблагородие, едет кто-то. Свернуть бы.

Машина сделала один поворот, другой. Сигналы непрекратились. Наоборот, фары второго автомобиля стали ближе.

Круглолицый открыл окно, высунулся. Плюхнулся обратно насиденье.

– Непорядок, ваше высокоблагородие. Я этот «руссобалт» наГороховой видал. Не иначе «охранные» на хвост сели.

Шофер замысловато, по-барски выматерился. Свет прижавшегосясзади авто, удивительно сильный, залил зеркало заднего вида, слепил глаза.

– Кончать, что ли? – нервно спросил человек с ножом.

Подручные приготовили жертву – хватили за волосы, завернулиголову назад, подставляя беззащитное горло.

– Нет, я его лучше в печенку, – сказал убийца. – А токровянкой окатит.

Странник только шептал молитву, голоса у него уже не было.

Начальник снова выругался.

– Отставить! Не на глазах же у «охранных». У них моторзверь. Догонят. Выкиньте его к черту. Успеется.

Открыли дверцу.

Поняв, что его сейчас выбросят прямо на бешеном ходу,Григорий завыл, стал хвататься за тех, кого только что пытался оттолкнуть.

Его проволокли через колени одного из ряженых и, наподдавногой, вышвырнули из авто.

Хорошо – зима, вдоль дороги были наметены сугробы. В один изних он головой и зарылся.

Ослеп, оглох.

Зепп выскочил из кабины.

«Мерседес» улепетывал, подпрыгивая на ухабах разбитоймостовой. Через несколько секунд огоньки исчезли.

Из сугроба торчали стянутые ремнем ноги в лаковых сапогах.Сначала слабо шевелились, потом вдруг задергались, будто пытались пойтивприсядку.

Когда Теофельс вытащил спасенного, того били судороги. Насплошь залепленном снегом лице зияла дыра рта.

– А-а-а! – захлебывалась дыра. – В воду не хочу! Вода, оначерная! Пуститя-а-а-а!

– Отче, это я, Емельян. Вы целы?

В снежной маске открылись еще два отверстия, поменьше. Онисияли безумием и ужасом.

– Я тебе не отче! Тебе черт батька! Узнал я тебя! Ты у чертана посылках! Изыди, сгинь!

Он пытался отпихнуть Зеппа, кричал что-то бессвязное – пролед, про черную воду, про троекратную смерть. Пришлось крепко обхватить его иждать, пока минует припадок.

– Ну уж «изыди». Так-таки «сгинь», – приговаривал майор,будто успокаивал ребенка. – Нет тут никакого черта. Тут ангел Господень. Это онвас от смерти спас, сугробчик вот очень кстати приготовил.

(Грамотно сработали ребята из диверсионного – выгрузилиобъект на полной скорости просто идеально, без членовредительства.)

Григорий окончательно пришел в себя уже в машине, накрытыйзепповой шубой.

Растерянно осмотрелся.

– Крутило меня? Вещал? – спросил он слабым голосом. Зубыпостукивали. – Гдей-то мы, Емеля?

– Да, у вас был припадок.

– А что вещал? Запомнил ты?

– Что-то про генерала Жуковского. Не то он черт, не то учерта на посылках. Что за люди пытались вас похитить, отче? Зачем?

«Странный человек» заполошился – вспомнил.

– Где они? Где?

– Нет здесь никого. Сбежали. Успокойтесь.

Тогда чудотворец горько, безутешно заплакал.

– Убьют они меня… Что он и что я. Где мне? И мама не спасет…Зарезать меня хотели, Емелюшка. В залив пихнуть, под лёд… ЗнаетЖуковский-енарал чего я страшуся, про что сны вижу… Сегодня у него не вышло,завтра достанет. У его руки длинныя…

– Так это были люди Жуковского? – Зепп покачал головой. – Явас предупреждал.

– Что делать, Емелюшка, что делать? – всхлипывал Странник. –Пропал я!

– Я скажу вам, что надо сделать.

Не так уж много времени миновало с той минуты, как два автоодин за другим умчались по Гороховой от арки дома номер 64, а третье, прибывшееиз Царского, осталось на месте.

Марья Прокофьевна была вне себя от тревоги, но камер-лакею(подлинному, не фальшивому) послышалось, что Базаров перед тем, как броситься кмашине, крикнул не «это измена», «это смена». Возможно, произошла путаница и заСтранником прислали какой-то другой, сменный, экипаж? Когда все нервничают,государыня велит одно, церемониймейстер другое, главный дворецкий третье, чеготолько не бывает.

Пока Иван Сазонович, человек немолодой, телефонировал вимператорский гараж, пока приставленные к дому агенты Охранного выспрашивали,как именно всё произошло, да сколько человек сидело в «мерседесе», да как онивыглядели, прошел чуть ли не час. А когда старшему филеру стало окончательноясно, что случилось ужасное и – никуда не денешься – надо рапортоватьначальству, вдруг подъехал «руссобалт» золотопромышленника.

Все кинулись к автомобилю.

Вышел суровый Базаров, открыл дверцу. Помог Страннику выйти.

Тот выглядел еще суровей. Ни на кого не смотрел, на вопросыне отвечал. Взгляд был обращен в черное небо, отблеск электрического светамерцал на влажной от растаявшего снега бороде.

Лишь одно слово бросил он Марье Прокофьевне:

– Странничать.

И та вздрогнула, низко поклонилась, побежала к подъезду.

Святого кудесника почтительно удержали за рукава с двухсторон.

Старший филер искательно спросил:

– Дражайший Григорий Ефимович, всё ли с вами благополучно? Ягляжу, на рубашечке-с воротник оторван?

А камер-лакей взмолился:

– Едемте, сударь! Очень их величество убиваются. И еговысочество так-то плохи, так плохи…

С плеч «странного человека» наземь упала шуба.

– Не поеду я… Странничать ухожу. По Руси. По святым местам.Альбо куда глаза глядят. Прощайте.

– А кто будет цесаревича лечить? – обомлел Иван Сазонович. –Ведь кровью истечет!

– На всё воля Божья. Человек я странный, засиделся у вас,благодать-то и высохла. На пустое стратилась, на избавление от врагов моих…Ныне пчелкой по обителям смиренным, по скитам чудесным полечу. Меду благостногоподнасоберу. Как сызнова в силу войду – тогда ждитя…

– Это когда же будет? Скоро ль?

– Как Господь доведет. Слабый я стал, бессильный. Бес менямало не погубил, силу высосал.

Но камер-лакей все еще надеялся.

– Григорий Ефимович, хоть попробуйте. В последний раз.Молитву почитайте, руки его высочеству на лоб наложите. А потом и ступайтесебе.