Он заметил, что жует с громким, оглушительным чавканьем, и понадеялся, что выглядит крутым, а не просто оголодавшим человеком.

– Это не важно. Может быть, я не так выразился. Беда в другом: ее не могут найти.

Маи против воли улыбнулась. Ива заставила их побегать.

– Это вы отвезли ее в больницу?

Делл с облегчением подумал, что хотя бы на этот вопрос он знает ответ.

– Нет. Меня вызвали на поиски, когда она пропала.

Маи понравилось, что ее просят помочь в поисках. Она улыбнулась и сказала:

– Наверное, она все равно вернется в салон. Но сначала она еще кое-куда сходит. Я, кажется, знаю куда. Заберите меня с уроков.

Деллу ее слова не понравились. Это вам не сериал «Закон и порядок в Бейкерсфилде». И они – не напарники-полицейские, борцы с преступным миром. Пусть Маи даст ему пару наметок – и хватит с нее.

Делл забормотал:

– Ну, я не… в смысле, не затем…

Но Маи уже встала со стула и направилась к двери.

Я открываю глаза и вижу у себя перед носом пару зеленых туфель без шнурков.

Эти туфли мне знакомы.

Носок одной туфли осторожно тычется в мой левый ботинок – кажется, уже не в первый раз.

Но я застряла между креслом-пончиком и стеной. Приходится как-то протискиваться.

Выбравшись, я вижу свою взрослую подругу. Она шепчет:

– Тебя ищут.

Я-прежняя захлебнулась бы от непереносимого чувства стыда и вины.

Но теперь – ничего подобного.

Маи наклоняется и разглядывает меня.

– У тебя шов. Скоро снимут?

Я поднимаю руку и щупаю глабеллу. Я и забыла о том бешеном слоне.

Я бормочу:

– Это викрил, полигликолиевая кислота. В процессе гидролиза она абсорбируется без остатка. И снимать не надо.

Кажется, Маи понимает основной принцип абсорбции.

– Тебе больно?

Сейчас лоб у меня не болит, зато от сна на полу разболелось бедро.

Что касается всего остального, то чувства отупели и я даже не могу сказать, где болит, а где не болит. Я заставляю себя сесть, и правая рука сама собой поднимается к щеке.

На пол-лица у меня – отпечаток узора на ковре. Долго же я спала.

Маи говорит:

– Тебя ищет Делл Дьюк. Наверное, пообещали какое-то вознаграждение – он прямо носом землю роет.

Маи улыбается доброй и одновременно проказливой улыбкой.

Мне она очень нравится.

Делл сразу звонит в соцслужбу и сообщает новость. Я все слышу.

Он вне себя от возбуждения.

Я залезаю в его машину и сажусь на заднее сиденье рядом с Маи, как будто мы едем в такси (хотя никакое это не такси).

Делл намеревается отвезти меня обратно в Центр защиты детей, но Маи, образно выражаясь, встает на дыбы.

Она говорит, что нам нужно к какому-то «Счастливому Джеку», где продают пирожки и бургеры.

Спорить с ней бесполезно.

И не только потому, что она угрожает открыть дверь и выскочить из машины на ходу, если Делл ее не послушает.

Мне Маи шепотом говорит, что никогда еще не бывала в «Счастливом Джеке», зато много раз проезжала мимо, а мне кажется, будто она интуитивно полагает, что кафе со словом «Счастливый» поможет нам отыскать верный путь.

Она говорит, что хочет попробовать тамошнюю картошку фри.

Маи худенькая, но я начинаю понимать, что аппетит у нее волчий, особенно когда доходит до еды, которая ей прежде не доставалась.

Я не говорю ей о том, что в долгосрочной перспективе питание картошкой приводит к неблагоприятным последствиям, в том числе – к подростковому ожирению.

Советов о здоровье и питании я больше не раздаю.

В «Счастливом Джеке» мы с Маи садимся за стол – глаза у меня совсем распухли, – и она заказывает мне кусок торта с арахисовым маслом и шоколадом.

Мы устроились в самой дальней части кафе, и я сразу вижу, что Маи здесь нравится.

Она говорит, что здесь уютно.

Я хоть и с трудом, но все же выдавливаю из себя, что хочу стакан горячей воды с медом и тремя столовыми ложками белого уксуса. Это крепче, чем я обычно пью.

Делл заказывает чашку кофе.

Школьный психолог сегодня какой-то странный: то выглядит страшно довольным, то вдруг начинает дергаться.

Впрочем, мне его метания безразличны.

Мне вообще все безразлично, так что разницы никакой.

Когда нам приносят еду, Делл встает и идет помыть руки. Но я замечаю взгляд, который он бросает на нас через плечо, прежде чем шагнуть в скрипучую дверь мужского туалета.

Взгляд говорит, что Делл боится, как бы мы не сбежали снова.

Впрочем, беспокоиться ему не о чем. Я точно знаю, что, пока картошка не съедена, Маи не сделает ни шагу.

А мне больше некуда бежать.

Но как только Делл уходит, Маи встает из-за стола.

Я вижу, как она обращается к официантке, очень пожилой – наверное, уже правнуки есть. Или могли бы быть, судя по возрасту. У официантки очень доброе лицо. Я думаю: а согласилась бы она взять к себе двенадцатилетнюю девочку и заботиться о ней?

Я ухитряюсь проглотить несколько кусочков торта.

Я стараюсь избегать рафинированного сахара, но шоколад и арахисовое масло – великолепное сочетание.

Впрочем, сейчас торт на вкус – как опилки.

Маи возвращается, и мы заводим разговор на вьетнамском. Точнее, это Маи говорит по-вьетнамски. Я только слушаю.

Маи жует вовсю. Возвращается Делл и машет официантке.

Он просит счет, а официантка отвечает:

– Не спеши, сыночка, еще не все готово. Подожди чуть-чуть.

Делл смотрит на Маи, но у той каменное лицо.

Я примеряю к Деллу Дьюку слово «сыночка».

Звучит как оскорбление.

Особенно если учесть, что женщина надеется на чаевые.

А потом я понимаю, что официантка рассчитывала именно на такой эффект. Теперь Делл дергается еще сильнее.

А я в упор смотрю на кусок шоколадного торта с арахисовым маслом – на боку два надкуса, – и думаю, как же оно все так вышло.

Следующий шаг на моем пути тоже придумывает Маи.

Она выясняет, что у Делла в квартире две спальни.

Она что-то говорит, и, вслушавшись, я понимаю, что она объясняет, что у ее семьи неподходящие жилищные условия и поэтому меня им не отдадут.