испытывали облегчение. Наконец-то я сумела выбраться из этих темных вод, что казалось им чем-то на грани фантастики. Им не было дела до того, что я украла деньги, чтобы добраться сюда. Уехав, я оказала им услугу. Их разочарование во мне уже давно превзошло их атрофированное разочарование в Шелби. Взрыв и разрушение изнутри. Одна сбежала, другая утонула.

Здесь я была совсем другим человеком. Так же, как и ты, Элиза, я оставила Мичиган в прошлом. Солнечная Калифорния все поменяла. В целом я пребывала в более приподнятом настроении без резких перепадов. Уже длительное время я не попадалась в ловушки тревоги и страхов. Даже мои рисунки изменились.

Перенося на лист бумаги сцены из своего воображения, я стала использовать более яркие цвета, выходя за пределы своих видений. Я нарисовала живую изгородь из своей старой истории про похищенную девочку, которая тебе так нравилась, и нас двоих в детстве, переодетых в животных: ты была зеброй, а я козой.

Наверное, это было неизбежно, и в один из дней ты увидела мои рисунки. Я была уверена, что спрятала их, но в тот день, видимо, забыла их убрать. Возможно, я сделала это подсознательно. Меня снова пробирала злость, когда ты, бросив меня в очередной раз, уехала в Ризому, и я решила отправиться в местечко под названием «Венеция» на свой собственный сеанс по Перрену. Вернувшись, я застала тебя в своей комнате у глянцевого черного стола, где лежала огромная стопка листов с моими работами. На рисунке, который ты разглядывала, была изображена рыжеволосая женщина, дрейфующая в открытом море, ухватившись за деревянную доску. Я на мгновение затаила дыхание. Повернувшись, ты бросила на меня испуганный взгляд, словно я была непрошеным гостем.

– Черт возьми, Эбби, – выпалила ты.

Я рефлекторно бросилась к своим рисункам.

– Извини, я думала, что убрала их.

Отрицательно покачав головой, ты сказала:

– Пожалуйста, не убирай их. Они бесподобные. Почему ты мне не показывала их раньше?

– Не знаю, – пробормотала я. – Наверное, потому что ты была занята.

– Ты невероятная, Эбби. Честно. Ты чертовски талантлива. И всегда была такой, – в твоем взгляде просматривалось нечто среднее между страхом и жалостью. – Как долго ты этим занимаешься?

– Точно не знаю. Долгие годы.

Ты наклонила голову, и в тот момент, даже не успев подумать, я вывалила тебе всю правду.

– На самом деле, я бросила учебу в университете, – призналась я. – И я никогда не была в аспирантуре. Я придумала это, чтобы ты не узнала, что все время я сидела дома и рисовала, – объяснила я, жестом указывая на рисунки. – И параллельно я изучала программу Перрена. У меня есть его книга.

Меня, как ребенка, признающегося в обмане, охватило чувство стыда, и я ждала, что же будет дальше. Как ни странно, у меня было ощущение, будто это я вторглась в твое личное пространство, признав свое увлечение Перреном, в то время как на самом деле все было совсем наоборот.

Подойдя ближе, ты обняла меня за шею, как бы собираясь потанцевать со мной.

– Почему ты скрываешь свой талант, Эбби? – тихо спросила ты. – Ты пряталась долго, но теперь ты здесь. И пришло время показать, кто ты есть на самом деле. Понимаешь меня?

Я молча кивнула. Ты наклонила голову, и твое лицо оказалось так близко к моему, как будто ты хотела меня поцеловать. В твоем дыхании я уловила запах сигаретного дыма и сладкие нотки алкоголя.

– Твои работы – эти рисунки – больше не могут оставаться в этой комнате. Ты должна показать их миру.

Пожав плечами, я ответила:

– Что же, наверное, ты права, но это не так-то просто сделать.

Держа меня за плечи, ты смотрела мне прямо в глаза.

– Может, я смогу чем-то помочь.

Я покраснела, немного отстранившись назад. В то же мгновение вся неприязнь к тебе исчезла, словно улетучилась.

– Как ты провела время в Ризоме? – поинтересовалась я, направляясь к столу и как бы закрывая рисунки своим телом.

– Прекрасно, – последовал ответ. – Я полностью истощена, но в хорошем смысле.

Ты сидела на кровати в платье из мешковины с вышитыми на нем перьями, с двумя заплетенными косичками на голове.

– Я должна продолжать работать над собой и дома, но у меня никогда не бывает времени. А может, дело совсем не в этом. Мне как-то не по себе делать это в одиночестве. Мне больше нравится практиковаться под руководством своего наставника.

Сидя на кровати в своем глупом наряде, ты выглядела такой юной и беспомощной, что мне стало тебя немного жаль. Тебе было очень далеко до уровня Ризомы, а с Перреном вы были вообще как будто с разных планет. В тебе не было ни капли творческой энергии, и ты понапрасну тратила свое время. Мне казалось несправедливым вообще позволять актерам присоединяться к Ризоме, если они внутренне не были готовы к этому.

Ты замолчала, пристально глядя на меня.

– Серьезно, Эбби, подумай, чем я могу тебе помочь. Я готова познакомить тебя с нужными людьми. Уверена, что смогу устроить тебя куда-нибудь на стажировку. Я могла бы поговорить с кем-нибудь из отдела по костюмам студии «Парамаунт» или с операторами, если ты хочешь пойти по этому пути.

Сделав небольшую паузу, ты добавила:

– Или ты всегда можешь попробовать себя в качестве ассистента видеорежиссера, но в этой сфере огромная конкуренция. Слишком много людей пытаются ворваться в этот бизнес.

Я недоверчиво посмотрела на тебя. Мне казалось невозможным не понимать то, что твои слова меня глубоко оскорбляли. Только что увидев все мои работы и осознав их ценность, ты имела наглость – или невежество – предложить мне стажировку в отделе по костюмам. Я быстро моргнула, будто пытаясь очистить свою голову от поспешных выводов. Если бы я начала рассуждать о вопиющей несправедливости и снисходительном отношении, то не смогла бы проглотить это оскорбление.

Ты встала с кровати.

– Кстати, скоро твой день рождения, верно?

– На следующей неделе.

– Я всегда о нем помню, – сказала ты.

Мой гнев немного смягчился:

– Я тоже всегда помню о твоем.

Утром, в день своего двадцать восьмого дня рождения, я оказалась в твоем синем «Мустанге», петляющем по Малибу-Каньон-роуд, отдаляясь от океана. Ты не сказала, куда мы едем, и я представляла себе какой-то тайный ресторан в лесу, где ты могла бы заказать бутылку шампанского по случаю моего дня рождения и без посторонних взглядов выпить ее одна. Мы свернули на грунтовую дорогу без опознавательных знаков, пролегающую среди деревьев. В конце пути стояло высокое каменное здание, увитое плющом, своими зубчатыми стенами