А Джил отправилась в сторону воинских казарм. Ей необходимо было найти Джеймса Кэмпбелла и предупредить его о том, что положение их госпожи резко изменилось. И теперь ему нужно стать вдвойне более внимательным и быть постоянно наготове, если он хочет помочь леди Жюльетт. И еще ей следовало успокоить своего Тэдрига, рассказав ему, что ее госпожа внезапно занемогла и ей пришлось дежурить у ее постели всю ночь.

В покоях принцессы все было, как обычно, только сама Элеонора стала куда более капризной и требовательной.

– У вас сегодня руки будто деревянные, милочка, – недовольно проговорила она, наблюдая в зеркале за процессом укладки своих темных, блестящих волос, – посмотрите, как неизящно лег это локон.

– Ой, простите, миледи, я сейчас исправлю, – виновато произнесла Жюльетт, принимаясь за непокорную прядь.

Но упрямый локон не желал на этот раз укладываться в изящную прическу, он проявлял непокорность и мятежно встопорщился вновь.

– Да что с вами такое? – взъярилась Элеонора. – Подите прочь, вы мне сегодня больше не нужны.

Она зло сверкнула глазами и отвернулась от своей младшей фрейлины. Другие девушки тут же злорадно захихикали. Тот факт, что и под старательными руками Элис, которая раньше ведала прической госпожи, локон так и не удалось уложить на надлежащее место, уже ничего не изменил. Настроение принцессы было испорчено, и злилась она на Жюльетт.

Девушка вернулась опять в свою комнату, улеглась в постель, свернулась клубочком и наконец дала волю слезам. Она горько рыдала, оплакивая свою сломанную жизнь. Теперь ее мечты о Филиппе никогда не превратятся в счастливую реальность. Принц Эдуард растоптал ее любовь и все ее надежды. Он разбил мечты Генриха, который скрылся неизвестно куда. Он – враг ее семьи, но об этом нельзя говорить вслух, потому что в его руках власть. И она теперь должна делать вид, что охотно принимает его в своей постели, иначе – беда. От таких мыслей слезы девушки полились еще сильней, хотя подушка уже и так промокла от них чуть ли не насквозь.

В таком состоянии и нашла ее вернувшаяся из своего похода Джил. Поначалу она испугалась – уж не открылось ли вчерашнее происшествие с ее госпожой? Но потом немного успокоилась, ведь среди слуг, где она только что побывала по пути сюда, все было спокойно. А слуги, особенно наиболее важных персон, узнают обо всех происшествиях раньше других и, как правило, во всех подробностях.

– Что опять случилось с вами, госпожа? – как можно мягче спросила Джил.

– Принцесса… прогнала меня… прическа… не получилась, – сквозь рыдания призналась Жюльетт.

– Ну, это не страшно, – утешила ее служанка, – принцесса, говорят, тяжело переносит свое состояние на этот раз. И злится на весь мир. Завтра все будет в порядке, я думаю. Или она набросится на кого-нибудь другого.

Джил подошла к кровати госпожи и посмотрела ей в лицо. Жюльетт выглядела совсем несчастной, личико сразу осунулось и побледнело. Глаза казались огромными и полными тоски.

– Но вот ваш вид, госпожа, мне совсем не нравится, если мне позволено будет об этом сказать, – решительно заявила служанка. – И если я правильно понимаю, вы еще ничего не ели, так?

Жюльетт печально кивнула. Да, не ела. Но есть ей и не хотелось.

– Глупости! – Джил вошла в азарт. – Поесть – это первое дело при любом повороте событий. А где иначе силы брать?

Она метнулась в кухню и вскоре появилась с полным подносом еды. И оказалось, что здоровый аппетит Жюльетт никуда не делся. Плотно позавтракав, девушка немного приободрилась. А служанка тем временем вводила ее в курс последних событий.

– Джеймс очень огорчен тем, что случилось, – повествовала она, – и считает, что вам нужно теперь проявлять исключительную осторожность, лавируя между принцем Эдуардом и принцессой Элеонорой.

– Ты рассказала ему? – ахнула Жюльетт и покраснела как маков цвет.

– У меня не было выбора, госпожа, – охладила ее возмущение Джил. – Здесь вы можете рассчитывать только на нас с Джеймсом, больше некому прийти вам на помощь. Значит, мы должны быть в курсе дел, иначе проку от нас не будет.

– Прости, Джил, я погорячилась. Я неправа. И… Джеймсу я всегда доверяла.

– И напрасно не доверяли мне, госпожа, – заметила служанка, но обиды в ее голосе не было. – Я никогда бы не предала вас. Но и о себе я должна была позаботиться сама, больше ведь некому. А мой Тэдриг оказался надежным, как скала. И я пойду за него замуж, так мы решили.

Жюльетт только улыбнулась в ответ, но на душе стало немного легче.

– И еще Джеймс сказал, госпожа, что ваша война только начинается. И воевать вы станете не только за себя, но и за свой замок и свою семью. Иначе королевский сын может со зла уничтожить их всех. Поэтому вам надо стать настоящим бойцом. Так он сказал.

Жюльетт кивнула и глубоко задумалась. А к вечеру того же дня была уже в полной боевой форме. Она не может подвести своих родных и поэтому будет бороться.

Последующие дни прошли относительно спокойно. Принцесса злилась и капризничала, но теперь уже доставалось всем, а Жюльетт снова заняла свое место в процедуре утреннего одевания Элеоноры.

Принц уже несколько раз посещал покои своей новой фаворитки, но все еще не мог насытиться ее нежным телом. Он сам удивлялся, чем она так приворожила его, но факт оставался фактом: Эдуард не спешил делиться этим лакомством с близкими друзьями, как у них было заведено.

Жюльетт же научилась не бояться его, во всяком случае, не показывала своего страха. И смело шла навстречу его страсти, временами доводя его почти до безумия тем, что делала сама. Ей уже нечего было терять, а в борьбе за своих родных она готова была, казалось, пустить в ход и зубы, и когти.

Так прошла осень, приближалось Рождество. И тут Жюльетт получила новый удар, очень сильный и неожиданный для нее. Она поняла, что в тягости. Это было ужасно, страшно, непереносимо. Она не хотела родить ребенка от этого жестокого чудовища, как она называла принца Эдуарда, постель с которым каждый раз была не радостью и блаженством, как рассказывала ей Джил, а жестоким полем битвы.

Осознав эту ужасную новость, Жюльетт прорыдала всю ночь напролет, и утром верная Джил с большим трудом привела в порядок ее лицо, без конца сменяя прохладные компрессы с ромашковой водой.

– Не изводите себя так, госпожа, – уговаривала ее служанка, сама вконец расстроенная, – все будет так, как решит Господь. Он никогда не ошибается.

Взять себя в руки удалось с огромным трудом. И очень пугали мысли о будущем – ведь еще три-четыре месяца, и ее положение будет уже не скрыть. И что тогда?

А потом она заметила, что страсть Эдуарда пошла на убыль. Он стал реже посещать ее покои, а приходя к ней, не задерживался так долго, как раньше. И однажды в том же пустом коридоре, ведущем к ее покоям, девушку подстерег Гилберт де Клер. Он схватил ее за руку, прижал к стене и обжег наглым похотливым взглядом.