Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Принципиальное ядро, корень открытия состоит в сочетании в кочевническом обществе частной собственности на скот и коллективной на пастбища как своеобразной синкретической основы производительных сил и производственных отношений.
Обширная эрудиция, глубина мысли и мастерство литературного стиля, наряду с систематическим освоением огромной отечественной и зарубежной литературы, позволили профессору Г. Е. Маркову вместе со своими учениками приумножить источниковую базу в изучении «кочевого мира» оригинальными полевыми материалами, собранными среди тюркских народов Западной Сибири и Алтая, Туркмении и Узбекистана. Так, например, во время экспедиции в 1962 г. к западносибирским татарам в их этногенезе были впервые обнаружены субстратные (от позднелатинского substratum – основа) финноугорские и адстратные тюркские элементы. В одной и той же татарской деревне Тобольского района, Тюменской области по программе, разработанной моим учителем, руководителем Западносибирской этнографической экспедиции кафедры этнографии МГУ, я заносил в полевой дневник этнографические данные, в том числе фамилии, имена и отчества местного населения, считающего себя на одной улице татарской деревни ясачными, на другой – юмашлы. Удалось установить, что в первом случае мы встретились с потомками местного финноугорского населения, предки которых в своё время, не позднее XIII века, были обложены ясаком, во втором – юмашлы, жители вели родословную от пришлого тюркоязычного населения, частично осевшего здесь, поработившего местное оседлое население и давшего ему тюркский язык. Первые получили микроэтноним по причине уплаты их предками ясака, вторые числились служивыми с кочевых времён, когда в своём движении на запад кочевники Азии завоёвывали земли, населённые племенами финно-угорского происхождения.
В книге Г. Е. Маркова «Кочевники Азии. Структура хозяйства и общественной организации» [Марков 1976] нашли отражение важнейшие страницы кочевой цивилизации от возникновения до упадка, мирные условия жизнедеятельности и оригинальные толкования войн, которые кочевники вели с оседлыми народами. В историографии номадизма, как одного из наиболее продвинутых направлений отечественного востоковедения и тюркологии, по достоинству оценён вклад Г. Е. Маркова в кочевниковедение в одном типологическом ряду с классическим научным наследием академиков В. В. Бартольда и В. А. Гордлевского. Сегодняшнему читателю хорошо видны, во-первых, исходные импульсы освоения кочевничества как мощного цивилизационного движения, эмоционально изложенного в свое время академиком Н. П. Дубининым в его книге «Вечное движение» (1975), во-вторых, как творчество Г. Е. Маркова стало катализатором возникновения нового научного направления, предтечей которого по праву можно считать монографию выпускника кафедры этнологии (бывшей кафедры этнографии) МГУ, члена-корреспондента РАН А. В. Головнёва «Антропология движения. Древности Северной Азии» [Головнёв 2009]. Такова связь времён и преемственность научной традиции.
Наряду с влиятельными трудами и учебными пособиями по истории хозяйства и материальной культуры в первобытном и раннеклассовом обществе, этнической истории северных туркмен, этнокультурным характеристикам народов Юго-Восточной Азии, Г. Е. Марковым написаны фундаментальные труды в области немецкой этнографической науки. В российском научном сообществе и в Германии хорошо известен его двухтомный фолиант «Очерки истории немецкой науки о народах» (часть I. Немецкая этнология, М., 1993; часть II. Немецкое народоведение, М., 1993).
Возглавленная Г. Е. Марковым первая советская этнографическая экспедиция в Гагаузии в 1950 г., изданные по её итогам материалы и подготовленные ученики вывели этот православный тюркоязычный народ из исторического небытия и стали, по сути, научной предтечей возникновения и развития современного гагаузоведения [Марков 1953]. Своеобразным итогом разработки этого направления стало издание двухтомного труда «Гагаузы в мире и мир гагаузов» [Губогло 2012]. Двухтомник общим объёмом почти в 2 тыс. страниц вместе с иллюстрациями был подготовлен и вручался делегатам III Всемирного конгресса гагаузов в 2012 году.
Более того, участник экспедиции 1950 г., в то время аспирант Института этнографии АН СССР – В.С. Зеленчук, стал основателем молдавской советской этнографической науки, считая себя продолжателем дела Г. Е. Маркова в исследовании истории и ментальности гагаузов.
Исключительно важную роль в понятийно-терминологической категоризации и в исследовании советского образа жизни сыграла серия статей Г. Е. Маркова о месте этой проблематики в предметной области советской этнографии [Марков 1975, 1976а, 1976б, 1977].
Можно сказать, что современное постижение феномена «советскости» с лёгкой руки Г. Е. Маркова вполне согласуется с идеей Маркса и Энгельса, высказанной в «Немецкой идеологии» в связи с истолкованием понятия «образ жизни». В предложенной ими формуле образ жизни – это определённый способ деятельности данных индивидов, определённый вид их деятельности [Маркс и Энгельс 1955: 19].
Включение этничности в смысловое поле концепта «советскости» открыло перспективы для понимания роли конструирования советского народа, как основы российской нации постсоветского времени, а также для понимания взаимосвязи конструктивизма и примордиализма. Такой подход вполне корреспондирует с научной позицией и взглядами Г. Е. Маркова, которого трудно однозначно отнести к радикальным сторонникам того, или иного направления.
К исследованию проблем «социального самочувствия» сотрудники Центра по изучению межэтнических отношений ИЭА РАН приступили практически с середины первого постсоветского десятилетия. Первоначально это была серия совместных российско-американских проектов, частично отражённая в трёхтомном издании ЦИМО, а также в трудах Джерри Хаффа, Дэвида Лейтина, других американских коллег, а также в публикациях российских учёных из академических центров и университетов ряда субъектов Российской Федерации.
1. Избранные индикаторы социального самочувствия
Генеральная гипотеза концепта «социальное самочувствие» состояла в понимании триады человеческого развития – умения (профессиональной квалификации), образованности (уровня образования) и деликатности (нравственности). Операционализация концепта исходила из его понимания как эмоционально-ценностной формы сознания личности, проявляющейся при самооценке человеком присущих ему качеств, чувств и ощущений. Совокупная характеристика «социального самочувствия» репрезентировалась серией разнородных концептов, в той или иной мере связанных с нравственной позицией, материальными и моральными устоями человека.
Базовые этнические нормы и принципы относительно устойчивы и вместе с тем изменчивы, без чего не было бы развития человека и самой этнической системы.
С учётом наработанного опыта, полученных данных и обобщений, сделанных российскими учёными и американскими коллегами, в 2006 году было проведено новое обследование социального самочувствия населения Гагаузии по исследовательскому проекту «Электрокардиограмма (ЭКГ) выживания. Этнорегиональный опыт» (автор программы и руководитель исследования М. Н. Губогло).
И поскольку в литературе на рубеже первого и второго постсоветских десятилетий не было предложено синтетического показателя социального самочувствия, постольку в наш проект была включена серия концептов, по которым можно было бы судить об уровне социальной адаптации населения Гагаузии к социально-экономическим и этнополитическим трансформациям. С помощью этих компонентов предполагалось выявить осознание жизненного успеха, опасностей и рисков для удовлетворительного жизнеобеспечения в сферах экономики, культуры и законности.
Исследование социального самочувствия на примере Гагаузии, во-первых, как одной из точек турбулентного состояния политической ситуации Республики Молдова, во-вторых, как русскоязычного