И как укором где-то там за кормой во мгле остался брошенный «Владимир».

Давно они не теряли суда.

* * *

Рассвет принёс облегчение – пурга наконец выдохлась. Теперь можно было поднять беспилотник. И тут ждала приятная новость – уже всего в двадцати милях аппаратура фиксировала разрушенность льда по пятибалльной шкале на уровне «троечки».

А там уже и до Берингова рукой подать. Всё! Считай, вырвались. Вышли.

Правда, «добить» эту миле-двадцаточку тоже ещё надо было. Но после напряжённой ночи уже как-то не пугало.

К проливу Беринга вышли на третьи сутки.

* * *

И за мысом Дежнёва лежали льды, отличаясь, кстати, немного цветом – сказывались состав и влияние вод Тихого океана.

Льды ерундовые, меньше полуметра, что не являлось препятствием для таранных форштевней броненосцев. Тем не менее «Ямал» как само собой повёл караван дальше.

Потеплело и закономерно над морем тянуло туманом. Его веяло ветром и набирающим силу рассветом.

Чуть позже, когда немного прояснилось (впрочем – наплывами), прошвырнувшийся беспилотник предоставил примерную картину.

На экране в разрывах тумана было видно, что «белая поляна» с проплешинами полыньей раскинулась практически до самого острова Святого Лаврентия и…

…легли на штурманские карты линейки… посчитали-прикинули, сколько ещё до чистой воды – получилось восемь-девять часов, при эскадренном в десять узлов.

В планах – довести эскадру до открытых вод и… практически адью!

– Я на контроле, – доложил начальник связи капитану, пропав надолго в радиорубке – «подслушивать».

Рожественский вроде бы как лично своими планами с «ямаловцами» и не делился, но всё «радио» с Санкт-Петербургом проходило через ретранслятор-ледокол. Соответственно содержание переговоров с Авеланом и замыслы Морского штаба секретом не являлись.

И складывалось такое впечатление, что однозначных и чётких планов-то не было – адмиралы оглядывались на обстоятельства и обстановку. Единственное, что проработав несколько сценариев.

Основная тактическая цель «отряду Рожественского» рисовалась примитивно – способствовать прорыву порт-артурской эскадры адмирала Витгефта.

Разведка «русских» работала из ряда вон плохо, но примерную расстановку японских сил знали.

То́го стережёт Витгефта у Артура и по всей логике никуда ему (псу сторожевому) не деться.

Передовым дозором поблизости от Владивостока «бродит» отряд Уриу, с задачей до подхода Камимуры ввязаться в стычку с крейсерами адмирала Иессена, если те выйдут на японские коммуникации.

Сам Камимура доподлинно где – не известно.

Вот и все сведения.

Ну, а пока… где-то там, а конкретней в бухте Провидения Чукотского полуострова эскадру должен был поджидать угольщик.

Или не должен… если не добрался или вовсе перенацелился на Петропавловск-Камчатский.

Куда, кстати, по планам, составленным ранее – до выхода отряда броненосцев из Кронштадта, обещалось прибытие ещё двух дополнительных судов с углём из Америки.

Опять же – если не произошла утечка информации и их не перехватили японцы.

Откуда утечка? А хотя бы из самих Штатов. Или американских браконьеров, что нагло шныряют у берегов Камчатки.

Вот поэтому все «яйца в одну корзинку» не стали складывать, разделив пункты назначения – хоть какая-то гарантия пополнения топлива.

Операция с угольщиками задумывалась тщательно и с размахом, наплевав на тройную оплату услуг и завышенную страховку американских судовладельцев. Тут ничего не поделаешь – в такой ситуации денег не считают.

Капитаны судов до определённого момента были уверены, что пункт назначения – Владивосток, и только русские представители имели специальные полномочия.

Тем не менее неясность для Зиновия Петровича сохранялась. Адмирал вполне уместно опасался, что, придя в Петропавловск-Камчатский, застанет там сожжённые склады или перетопленные угольщики.

В то же время отсутствие телеграфа в Петропавловске гарантировало, что информация о приходе в порт судов с углём (для кого?) не умчится шпионской «точкой-тире» к противнику.

Ну, а далее, если с угольщиками всё пройдёт по плану, у Рожественского было два пути. Первый – выход к Владивостоку на соединение с отрядом Иессена, с последующим броском к Порт-Артуру уже полноценной эскадрой – то есть с крейсерским прикрытием.

Не исключался проход проливом Лаперуза в Японское море, дабы встретить отряд Иессена уже в море.

Вне всяких сомнений, все эти варианты требовали слаженной координации.

Однако ситуация в осаждённой крепости складывалась так, что…

В общем, как бы Рожественскому не пришлось на всех парах мчать на подмогу Витгефту, не заходя и не тратя время на Владивосток, обогнув Японские острова с восточной стороны Тихим океаном.

В этом случае у Иессена была бы своя отдельная задача – оттянуть на себя часть японских крейсерских сил, по возможности не вступая в заведомо неравный бой.

Посему, пока при флагмане Рожественского присутствовал «Ямал» с его длинноволновой радиостанцией, этим тактическим преимуществом пользовались вовсю – переговоры между «Суворовым» и Санкт-Петербургом шли плотным потоком. А Морской штаб уже слал телеграфом приказы Иессену и, с понятной задержкой из-за осады крепости, Витгефту.

Но главное сейчас для Зиновия Петровича, конечно – определиться с топливом и уже от этого «плясать».

* * *

На мостике ледокола капитан – стои́т у массивной металлической тумбы (РЛС метрового диапазона). Аппаратура ещё советского наследия использовалась редко, хотя во льдах качество давала неплохое.

Посмотрел показания, протестировал… штатно, буднично, с ощущением покоя – после напряга во льдах наступила расслабуха.

Ещё подумал: «Как в музыке перепады: за грустью – веселье и так далее. Чего-то это меня в лирику кинуло?.. Так! Горизонт чист. Нужды гонять беспилотник не вижу… всё одно туманы, обойдёмся эрэлэской».

И бормочет скорей для себя под нос:

– Рожественский опасался, что То́го его будет ждать прямо у входа? …Хм. Полез бы японский адмирал в лёд, как же! Да в такие да́ли – за три тыщи миль.

На месте рулевого вахтенный Миша Воронёнок, «отработавший» судоводителем на флагмане «Суворов», – делится впечатлениями о корабле и экипаже, в контексте «во какие они – предки»:

– Люди как люди… – и хмыкнул, видимо, хотел добавить по-булгаковски, однако не стал, – но воя-я-яки! По-моему, у Марка Твена читал, что со звания майора военные начинают безнадежно тупеть.

– Матереть, – поправил Черто́в, – не вздумай такое при начбезопасности сказать. Обидится.