– По эскадре держать ход шесть узлов. Головным – «Суворов». «Владимиру» приготовиться к контактной буксировке. Срубить бушприт, – чётко довёл основное голос в динамике.

Хитрость была в том, что все передачи с ледокола звучали громче, нежели передачи с других кораблей.

Стоял собачий холод. Правильней было бы сказать – «дул» бешеным снегопадом. Огни «Осляби» канули в метели.

Пароход, плавно потеряв ход, мягко воткнулся в кромку льда, застыв, покрываясь снегом, медленно вмерзая.

В свете собственных огней фигуры матросов, посланных на бак с топорами, отбрасывали причудливые тени. Били, били по стылому дереву. Сухой колючий ветер рвал глотки и одежды. Но справиться с толстым бревном бушприта никак не удавалось.

Вскоре из мглы ударили мощные прожекторы, осветив аварийное судно, и громила-ледокол, усыпанный огнями, облепленный снегом, как огромный сугроб навис над «Владимиром».

С его борта спустили трап, на лёд сбежало несколько человек – переговорив с капитаном парохода, уж не стали вызнавать о поломках, лишь объяснив, что следует дальше делать.

Заворочавшийся ледокол, двинув вперёд, по́ходя снёс высоким бортом упрямую деревяшку бушприта. Развернулся кормой, пристраиваясь к форштевню обездвиженного судна.

Так выводили «Ермак» – «за усы».

На «Владимире», перекрикивая метель, капитан раздавал распоряжения – расклепали якорь-цепи и совместными усилиями с «ямаловцами» завели их на борт ледокола.

Пароход воткнулся носом в специальную выемку в корме «Ямала»… в так называемый «привальный брус». Дополнительно закрепились тросами.

* * *

Невзирая на то что ледокол пёр как экспресс, узлов семнадцать, волоча при этом судно водоизмещением в 11 тысяч тонн, эскадру догнали лишь через час.

Обходили караван по траверзу, в стороне, чтоб ненароком не допустить столкновения, однажды зацепив кромку ледяного поля с торчащими клыками ропака так, что на борт «Владимира», смяв леера, сыпануло кусками битого льда.

Став уже в «голове» ордера, выдерживали щадящий восьмиузловый ход и сумели благополучно пройти ещё миль сорок. А потом ветер додавил. Добился своего – ледяной массив сдвинулся, полынья стала сужаться, пошла подвижка льда и… «ловушка» захлопнулась!

На «Ямале» только и успели сообразить, кинуть команду по радио – экстренно сократить дистанцию, когда корабли и суда стало зажимать.

Рожественский на проблему отреагировал логично и предсказуемо. В сложившейся ситуации выжидать улучшения ледовой обстановки можно было не одни сутки – неделю… больше! А выводить караван «Ямалу» с повисшей «гирей» «Владимира» на корме – вообще не вариант. Так как при оценке давления льдов становилось ясно, что ледоколу придётся «бегать» туда-сюда: и торить дорогу вперёд, и обкалывать суда, возвращаясь. И так по нескольку раз. Почти в измор…

Черто́в советовал попробовать взять пароход на буксир другим судном… впрочем, не настаивая, понимая, что когда тросы начнут рваться, а они при такой сплоченности льда – начнут, будет не просто морока, а потеря времени. И как бы не ещё худшие последствия.

Ситуация действительно была куда как не простая.

Капитан связался с пультом управления реактором, дав команду поднять мощность.

– За бронированные утюги я почему-то не переживаю, – устало привалившись на кресло, «ширяясь» в глотку крепким кофе, проговорил Черто́в, обращаясь к старпому, – а вот пароходы в риске – скинув угольный балласт, побить винты и рули могут запросто. Что, видимо, и случилось с «Владимиром». Это Зиновий после вчерашнего «радио» из Петербурга готов и остальными обеспечителями пожертвовать, лишь быстрей пройти… хреново там у Порт-Артура. Но нам, ребята, кровь из носу – не допустить того, чтобы ещё один транспорт потерпел аварию. Не спортивно. Мы обещали провести всех.

Пересаживали людей на ближайший «Суворов», подошедший вплотную к «Владимиру», борт к борту. В то время как «Ямалу» уже пришлось идти вызволять успевших завязнуть «концевых» – «Ослябю» и «Воронеж».

Несмотря на старания офицеров, сумевших организовать снятие и перегрузку с парохода наиболее ценного, люди были на грани паники… в метели, в слепящем свете прожекторов, в подозрительном треске льда или бортов, перепрыгивая с палубы на палубу. Несколько человек покалечилось.

А потрескивание имело место быть – эскадра встала, вмерзая. За время вынужденного стояния льды уплотнились, окончательно затерев корабли.

Началась адова работа. В первую очередь, сведя караван в плотный ордер, «Ямал» ослабил ледовое сжатие – дал «разрядку», пройдясь вдоль наветренной стороны. Пробитая колея под многотонным давлением массива снова сжималась, глыбы наползали друг на друга, смачно лопаясь, торосясь. Словно выстрелами кололись, пробегали по снежному полю трещины, иногда заканчиваясь под бортом кораблей. Зато теперь можно было подходить к судам и проводить обколку без опаски напряжением льдов повредить борта подопечных.

И всё равно – что тяжёлые броненосцы, что облегчившиеся пароходы заметно содрогались, когда в пару́ пневмообмыва атомоход дробил, отодвигал лёд от их бортов.

Медленно… Медленно и очень осторожно двинули вперёд, поочерёдно проходя мимо оставленного парохода. На него смотрели сквозь заиндевевшие стёкла ходовых рубок, оглядывались, наблюдая воочию, что могло произойти и с ними, останься они тут без поддержки мощного ледокола.

Корпус «Владимира» заметно сдавило, возле его кормы дыбилось обломками, проминая борт.

И только уже с «концевого» «Осляби», в лучах прожекторов кормового мостика, увидели, как судно, так и не уйдя под лёд, накренилось, заваливаясь набок. Его до последнего держали в пятне света, пока метель тысячами небесных мальков не «обглодала до косточек» очертания мачт, труб и некогда изящные обводы корпуса.

Арктика, походя, приняла свою жертву.

* * *

Остаток ночи дался непросто. Шли – практически ползли. Два-три узла. Дистанция «плавала» от пятидесяти метров до чуть ли не до тридцати – двадцати. Взломанная борозда искромсанного льда норовила тут же закрыться. И хоть на одну единицу в ордере стало меньше, теперь «бородинцы» своими боками раздвигали канал, отклоняясь от середины: «Суворов» – влево, «Александр» – вправо. Иначе «Ослябе» было бы совсем туго.

Неоднократно «Ямалу» приходилось оббегать караван вокруг, чтобы снимать напряжение льда и затем опять же выкалывать каждое судно, выводя в пробитый фарватер.

Сам ледокол при форсировании тяжёлых льдов порой вылезал чуть ли не на метр, наваливаясь своим яйцеобразным корпусом на скованные морозами многолетние пласты, затем грузно проседал, продавливая их.

Вымотались вусмерть. Не выспались даже подвахтенные, учитывая, что многотонную махину весь этот сложный участок постоянно трясло и кидало, звеня и дрожа всем, что было не закреплено.