До чего-то там продуктивного, в конце концов, и договорились – Андрей Анатольевич ещё изволил обедать у Рожественского, а «Ямал» снялся со своего лежбища и подошёл к борту «Осляби», долго примериваясь боками для удобства к его носовой оконечности.

Затем пошла работа – ледокольным краном цепляли листы котельного железа, и группа людей в ярких рабочих куртках и касках прямо с трапа чего-то там мудрили, искря огнями резаков и сварки, обшивали нос броненосца дополнительной защитой.

Прибывший осмотреть процесс Рожественский согласился, что посредством молотов и заклёпок проделать подобную работу так споро не получилось бы. Но и не удержался – чертыхнувшись, оценив неказистость усовершенствования как «сущее крокодилище»!

А Бэр всё переживал, что теперь гордый нос его корабля значительно «присел» под тяжестью обвеса.

Тем не менее все броненосцы по мере покраски приобретали неописуемый вид, от которого многие матросы крестились. Особенно ближе к вечеру, когда стоящий чуть поодаль «Александр» стал размываться очертаниями, сначала «потеряв» носовую часть, потом словно бы уменьшился в размерах, став к зрителям то ли кормой, то ли носом.

Рожественский же был доволен:

– Определённо, господа! Эта бесовщина достойна удивления.

Зиновий Петрович спешил на театр военных действий. После удачных стрельб и завидного маневрирования был окрылён, уверовав в себя и свой ударный отряд. «Ударный отряд» – иначе он теперь свои броненосцы и не называл. Понятно, где нахватался подобной терминологии. Адмирал рвался в бой.

А время уже закручивалось к вечеру. Небо темнело, и не только от просевшего к горизонту солнца. Ветер натащил тучи, «столбик» опускался, и стоячие воды в разводьях затягивало коркой, местами образовывая сморозь15.

«Ямаловцы» – опытные полярники, тоже смотрели на небо, мерили влажности-барометры, чувствуя опытом «пятой точки» – надо гнать, гнать.

Не нравился им этот крепнущий мороз.

Следовало поторапливаться – пока были условия для лёгкого прохода…

Пока прихваченная тонкой коркой полынья синела длинной извилистой змеёй вдаль северного побережья…

Пока этот несчастный огрызок «Великой» не наводнили айсберги…

Успеть дойти до важного поворота.

Поворота на юг в проливе Беринга.

Должны успеть.

Корабли эскадры, распугав лучами прожекторов медведей, выстраивались в ордер и выходили в ночь проливом Лонга в Чукотское море.

От Врангеля до Берингова пролива было всего 450 миль.

А Арктика как будто не хотела их отпускать, тихо свирепея ветром.

Пошёл снег.

* * *

Снежная метель ордами белых мух проносилась сквозь снопы света.

Это было хуже, чем туман, если говорить о пределах видимости – уже́ всего лишь в полусотне метров лучи прожектеров пропадали, теряясь в белом зернистом хаосе.

Сравнить можно было только с «белым шумом» усыпанного помехами экрана телевизора. Казалось, что взбрыкнувший Млечный Путь свалился всеми своими мириадами звёздочек на матушку-Землю, и они падали, летели сумасшедшими метеорами, «споря» с упрямыми прожекторными фотонами.

Дистанцию в такой кутерьме держали значительную, согласно скорости, следуя по компасу на курсовом румбе. В постоянном радиоконтакте.

На «Ямале» вахта состояла из самых опытных. При такой видимости шла регулярная сверка данных от гидролога с показаниями РЛС – оценка сплочённости и другие характеристики льдов, лежащих по курсу следования.

Длинная полынья, согласно воздушной разведке, проведённой ещё днём, имела изгибы. Снимки отмасштабировали и наложили на карту, «нарисовав» маршрут.

Но льды никогда не бывают статичными.

При нормальной видимости никаких бы проблем, но снег скрыл все границы, и уже пару раз нос ледокола вгрызался в непредвиденные ледяные наросты. В таких местах с борта сбрасывали световые вешки – плавучие фальшфейеры, предупреждая по радио направление обхода опасности.

Вообще беспилотник «пообещал» 150–170 километров пути доступного фарватера, чистого ото льда. Эти «сто пятьдесят» и прошли без особых сложностей – тонкая свежая корка льда (склянка), присыпанная снегом, не в счёт. А вот потом всё чаще стали попадаться вмёрзшие в полынью крупные льдины. Их кололи, разбрасывали в кильватерные стороны, сначала «Ямал», вслед за ним броненосцы. Ход вынужденно пришлось сбавить, тем не менее в киселе из битого льда и снежной каши отследить притаившийся крупный кусок было практически невозможно.

Ещё пятьдесят… нет, не километров – целых пятьдесят миль прошли, напористо держа темп.

А потом все-таки произошёл «залёт».

Потом, при сопутствующем «разборе полётов», установили, что «Владимир» налетел на закрученную спутными потоками льдину, выплывшую из-под кильватера впередиидущего мателота. Был бы он («Владимир») загружен углём, да хоть чем (!), и имел просадку, опустившую винт глубже…

Но не помогли даже специально наклёпанные поверх винтов защитные туннели!

Удара на «Владимире» не слышали, просто неожиданно пошла вибрация, судно вильнуло, его мигом выправили, но тряска усилилась и вдруг оборвалась. Пароход стал терять ход и руля уже слушался с заметным трудом. Из кормовых отсеков спустя несколько минут сообщили, что повреждена винтомоторная группа. Погнут вал. Замечена фильтрация воды и как бы вообще не потерян винт. Что и оказалось именно – «вообще»!

– Отъездились! – Капитан «Владимира», оценив инерционный курс судна, хоть тут нашёл успокоение – пароход уводило в сторону, давая возможность следующему сзади «Ослябе» беспрепятственно пройти мимо. И, естественно, схватился за «новенькое» средство связи, оповестив об аварии.

Повернувшись к старпому, совершенно безучастно промолвил:

– Теперь нас Зиновий Петрович сожрёт в своей психованности.

И лишь чуть позже понял, что адмирал вообще может счесть отставших и «охромевших» помехой, так как на кону гораздо большее. И похолодел – кровь отхлынула (куда там она обычно отливает? В пятки?) от понимания этого факта!

«Святые угодники! Неужели нас тут оставят, а эскадра помчится дальше?»

Человек с «Ямала» покинул «Владимир» во время стоянки у Врангеля. Опыт хождения во льдах, в том числе и обращению с рацией, имелся уже свой. И хорошо справлялись!

Капитан сокрушённо с подробностями начал докладывать на флагман о случившемся, но с доминирующего в эфире ледокола бесцеремонно перебили – посыпались утоняющие вопросы… сухо… сжато… конкретно…

Велели ждать.

Ждали! Минуты…

Затем пошли распоряжения. Приёмопередатчики на всех судах были настроены на одну волну, и капитан «Владимира» в очередной раз наглядно убедился – кто управляет караваном.