двум ребятам из Новосибирска: «Пошли». Спускаемся вниз в полуподвальное помещение в его лабораторию. Так же молча делается знак старшему лаборанту, который открывает сейф, извлекает бутыль темно-коричневого стекла со спиртом, отливает в другую лабораторную бутыль. Николай Владимирович извлеченным из кармашка халата стеклографом отмечает новый уровень спирта, жестом распоряжается закрыть сейф, ставится спирт в портфель, мы едем в гостиницу Томск, заказываем в номер горячий обед. Ребята холодные, голодные. После этого закрывается дверь, спирт смешивается в бокалах с газированной водой «Буратино» и этим божественным коктейлем мы отмечаем мою кандидатскую диссертацию. С этого момента я стал кандидатом наук.

Когда обед уже был в разгаре, даже перешел некий экватор, Николай Владимирович хлопает себя по колену и говорит: «Надо же, я обещал в обком партии позвонить, поделиться своими впечатлениями о докладе генерального». Набирает соответствующий номер, просит нас помолчать и не чокаться, не слушая ни одной минуты доклада Горбачева, хорошо поставленным голосом говорит: «Я как член Академии наук, как старовузовский работник глубоко тронут тем вниманием, уделенным генеральным секретарем в своей речи, о проблемах науки и высших школ…» и так далее по тексту. Вот такую школу я получил на заре своей научной карьеры!

Ученики

Очень не люблю это слово, которое, к сожалению, часто практикуется в среде профессуры: «Это мой ученик, это мой ученик». Это не ученики, на мой взгляд, это коллеги, которым ты помог встать на ноги, ты помог указать путь, помог реализовать себя. Правомочно, когда тебя называют учителем, но ни в коем случае не наоборот. Почему я еще щепетильно отношусь к этому термину, потому что, называя кого-то своим учеником, ты делаешь его частью себя, ты распространяешь на него свои личные качества и делаешь его частью своей личности. На деле, к сожалению, не очень часто, но происходят ситуация, когда использовали твои знания, твой талант, твой азарт, на твоих плечах становились кандидатами и докторами наук, а потом хорошо, если просто уходили, но и иногда и предавали, причем предавали очень жестоко, цинично и бездарно. Есть у меня в биографии несколько таких попутчиков, в которых было вложено достаточно много, но которые при несколько изменившихся обстоятельствах не только равнодушно развернулись и отошли в сторону, но и покусились на то, что им совершенно не принадлежало, не предупредив, не извинившись. Такое своеобразное отношение к тебе как к мертвому герою. Хотя Акела тогда не промахнулся…

Очень жаль, что жизнь свела с рядом таких попутчиков, но их немного среди кандидатов и докторов наук, которые у меня защищались. Подавляющее большинство это честные, порядочные, преданные делу люди. Но та небольшая прослойка иуд и хапуг, которые оказались рядом, заставляет нас с большей скрупулезностью относиться к тем, кому ты даешь дорогу в карьеру и в науку. Конечно, задним числом этих людей нужно было остановить и не подпускать к степеням известным. Но что сделано, то сделано.

В конце концов, большинству из них впрок это не идет, как говорила моя покойная бабушка: «Нищим не подаем. А этим сойдет».

Первый День России

В 2000 году довелось побывать, как потом выяснилось, на историческом событии — на первом праздновании Дня России, который состоялся в Москве летом. К самому празднику я до сих пор отношусь весьма скептически, потому что факт объявления Ельциным о независимости России разрушил великий Советский Союз, в котором мы жили, жили гармонично, жили осмысленно, развивались и творили. Но, тем не менее, пришел 2000 год, было объявлено официальное празднование этого чудесного непонятного дня. И губернатор Петр Иванович Сумин меня, тогда молодого главного врача, направил в Москву на это действо. От Челябинской области со мной был еще мой старинный учитель, товарищ, академик РАН, точнее АН СССР! Евгений Николаевич Аврорин, научный руководитель и директор Федерального ядерного центра, основной творец отечественного ядерного оружия, человек, имеющий громадные заслуги перед страной, лауреатство Ленинских и Государственных премий, несколько орденов Ленина, Герой Социалистического Труда СССР и прочее-прочее. Очень скромный человек такого ботанического вида. И вот нас с ним поселили в гостинице «Москва». Тогда она еще была цела. Утром выходим на Красную площадь. Впервые я тогда увидел мобильные рамки — металлоискатели. Евгений Николаевич с такой скромненькой орденской планочкой, что там — Герой Соцтруда, Ленинские и Госпремии, ордена Ленина много места не занимают… Подходим к рамке. А навстречу, раздвигая всех, идет такой классический аристократ-пролетарий, обвешанный кучей медалей — ударник 8-й, ударник 9-й, ударник 10-й пятилетки, знак почета «100 лет со дня рождения Ленина». Евгений Николаевич меня хватает за рукав и достаточно громко ерничает: «Андрюша, Андрюша, давай уступим дорогу. Посмотри, какой заслуженный, знаменитый человек идет». Мы, естественно, уступили этому великому человеку дорогу.

Я впервые, может быть, даже единственный раз в жизни был на трибунах у Мавзолея. Было очень интересное представление. Мы тогда еще не привыкли к гербу нашей области — верблюду. Мне до сих пор мало понятно, почему в угоду неким архаичным принципам, геральдическим построениям промышленная область имеет такой несуразный герб. Не трактор, не танк, не некий символ атомной промышленности, хотя Челябинск — это столица атомной отрасли Советского Союза и России. И вот когда вывезли на таких тележечках, как раньше возили на первомайские демонстрации портреты вождей (оттуда, может быть, и взяли тележки в таком количестве), почти все гербы, где достаточно приличные звери стоят, вывозят нашего верблюда. Евгений Николаевич говорит: «Смотри, я сейчас, наконец, понял, почему нам верблюд достался — по алфавиту мы последние. Другие регионы порасхватали хороших зверей». Посмеялись. Но это горькое чувство юмора и неуместного герба остается у меня до сих пор при виде этого странного животного как символа нашей области. Слон или бегемот были бы, наверное, не менее уместны.

Мы были свидетелями интересного события. Не было еще, видимо, опыта проведения массовых публичных деяний. После всех торжеств над Красной площадью появилась семерка истребителей. И, видимо, где-то произошли сбои, и раньше времени в воздух взмыли воздушные шары и зазвучал салют. И на пути истребителей появилось своеобразное воздушное заграждение. Вызывает восторг четкость, с которой ребята мгновенно в доли секунды кинули свои самолеты в сторону от Красной площади, с ревом ушли мимо. Представляю, какие перегрузки они при этом испытали и что могло бы быть, если бы они зазевались и врезались в эту тучу бело-красно-синих шариков. Какая трагедия могла бы случиться! Может быть, после этого День России никогда бы и не отмечался с такой пышностью и торжествами.

Патриотизм

Особую актуальность и, к