Акцент у нее довольно сильный, но говорит она красиво и совершенно правильно.

Нико оборачивается ко мне.

– Мы называем пилотами операторов лифтов, – поясняет он. – Но для Элизабет это не постоянная работа. Верно, Элизабет?

– Еще бы. Попробуй кто-нибудь на весь срок работы посадить меня в лифт – он бы дорого за это заплатил.

– Не хотел бы я оказаться у тебя в долгу, крошка Бет!

Она усмехается.

От того, как Нико себя ведет с людьми – притворяется всем и каждому другом, а за фасадом улыбки остается себе на уме и хранит свои секреты – у меня мороз по коже. Хорошо еще, что я знаю его секрет. Или сам являюсь его секретом. Приятно все-таки, что кому-то можно доверять в этом новом безумном мире.

Лифт останавливается.

– Приехали, – говорит Элизабет. – Ну, постарайся теперь, чтобы тебя не разжаловали совсем уж ниже плинтуса! Иначе снова окажешься бродяжкой на улицах Берлина.

Она дружески подмигивает Нико – и двери лифта закрываются за нашими спинами.

– На улицах Берлина?

Нико пожимает плечами.

– Я родом отовсюду. Когда я впервые попал в Отель, было дело – меня провели через Дверь Берлина. – Он устремляется вперед по кремово-белому коридору, где стены покрыты деревянными панелями в медных рамках. – Мир не настолько разделен, как тебе кажется. Да, у государств есть границы, но у Отеля никаких границ нет – он существует между ними. Границы нас не определяют. Я встречал азиатские семьи из Франции, средиземноморцев из Канады, белых людей из Африки. В конце концов, люди есть люди, не так важно, где они родились или к какой расе принадлежат. Единственное, что имеет значение, – это как они относятся друг к другу.

Он останавливается возле гладкой блестящей металлической двери с выгравированными на ней словами «ВОЕННЫЙ КАБИНЕТ».

– Итак, – обращается ко мне Нико, – что я тебе уже говорил раньше?

Я отвечаю понимающим взглядом.

– Что я должен предоставить все самое важное тебе.

Он кивает и приглаживает рукой напомаженные волосы, откидывая их назад.

– Именно так. Доверься мне, и я все устрою, – с этими словами он толкает дверь.

Мы входим в помещение, больше всего похожее на огромный мерцающий шар. Его потолок – это гигантский купол из мириад цветных стеклышек, из которых складываются неровные очертания стран всего мира. Их пересекает сетка линий широт и долгот, океаны между континентами сверкают яркой голубизной.

– Ух ты!

– Да, красиво, – отзывается Нико, не останавливаясь. Азия и Австралия, ярко подсвеченные снаружи единственным лучом, мерцают как раз на стене, к которой мы направляемся. – Подсветка здесь отображает движение солнца, так что всегда можно увидеть, какое время суток сейчас в любой части земного шара.

Под картой-куполом находится круглая высокотехничная панель управления. Множество дисплеев охватывает обзором все помещение, отображая какие-то реестры и списки имен, а заодно материалы с камеры безопасности. На одном экране я ясно вижу вестибюль Двери Далласа. На другом узнаю бальный зал, где мы впервые встретились с Севом.

Ни столов, ни стульев здесь нет – в Военном кабинете все оборудование стоит на тонких высоких подставках. Я быстро понимаю, почему так: потому что пол нельзя загораживать – он тоже представляет собой карту. Совсем другую, похожую на старинный пергамент, по которому бегут и постоянно меняются те же чернильные линии, что и на интерактивных живых картах. Только эта карта куда сложнее, и я ничего в ней не понимаю. Блестящие линии свиваются между собой, клубятся под нашими ногами, рисуя планы комнат и коридоров, связанных друг с другом под странными углами и перекрывающих друг друга там, где, по идее, это было бы невозможно.

И тут тоже есть надписи. Слова, написанные витиеватым шрифтом.

– Наш Навигационный пол отслеживает монетки персонала и гостей отеля, – шепотом объясняет Нико. Он указывает на маленькие перемещающиеся кружки, подписанные именами: «Малана Бустаманте», «Эрик Фрюше» и «Илин Патель». – Наши техники разработали эту штуку после одного скверного случая, произошедшего много лет назад. Живые карты на стендах показывают только то, что тебе нужно видеть, а вот Навигационный пол отслеживает вообще всех. Отель следит за всем.

Я изучаю карту в поисках того, что хоть отдаленно напоминало бы этот кабинет, и наконец нахожу его – справа от центра. На плане помещения мерцают кружки с именами «Нико Флорес», «Кэмерон Джонс» и еще несколькими, которые мне ничего не говорят.

Нет! Я вижу еще и имя, которое мне говорит очень многое! Имя «Рейнхарт Вайсс» неожиданно всплывает под кружком, в который вписано мое собственное придуманное имечко. Но надпись стремительно выцветает, едва я успеваю ее разглядеть, как если бы кто-то стер ее ластиком.

Должно быть, Навигационный пол отследил и опознал папину монетку. Но почему его имя стремительно исчезло, в то время как остальные остаются на месте? Кто-нибудь еще успел его прочесть? Кому-то известно о настоящем хозяине монетки?

– Так, сюда идет Старшая, – тихо произносит Нико.

И впрямь через весь огромный Военный кабинет в нашу сторону шагает Старшая горничная.

Лицо Нико расплывается в широкой деланой улыбке.

– Ну офигенно. Рахки вместе с ней.

Знакомая по прошлой ночи девушка не отстает от Старшей. В руках она держит планшет и недобро щурится.

– О, вижу, ты привел нашего новобранца, – Старшая горничная останавливается в паре футов от нас. Руки ее сжаты в кулаки, она каменным взглядом смотрит на нас сверху вниз. За ее спиной сияет огромная разноцветная Европа. – Мистер Кэмерон, если я верно запомнила?

– Да, мэм, – отзываюсь я. – Я теперь поступил сюда на работу.

– Разумеется. Если ты поступил сюда для чего-то другого, долго тебе не протянуть. – Ее резкий голос пронизывает меня насквозь. – Наша задача – обеспечивать комфорт и безопасность наших гостей, а также способствовать выполнению главного дела Отеля. Если кто-либо не хочет разделять наши ценности, мы этого не потерпим. Попробуй меня подвести – и я избавлюсь от тебя раньше, чем зайдет солнце.

Я смотрю на солнечный луч, просвечивающий сквозь очертания Северной Америки.

– Но я думал, что уже заключил договор с Агапиосом! Он сказал, что это его дело – определять, остаться мне или уйти.

Ноздри Старшей опасно трепещут. Глаза Нико расширяются. Рахки неодобрительно качает головой.

Глупый, глупый Кэм! Почему я не удержал язык за зубами?

– У Старика нет права голоса в этих вопросах, мальчик, – голос ее звучит как собачий лай. Мне ясно представляется, как слова вылетают у нее изо рта, подобно пулям, и разбивают стеклянный купол где-то в районе Тихого океана.

Она выхватывает у Рахки планшет и нажимает какие-то кнопки.