Усмехаюсь и, придвинувшись чуть ближе, толкаю ее локтем в бок. Птица мрачно смотрит на меня.

– Ты довольно говорлива.

– Только с тобой, – замечает Марли и косится на меня. – Когда я общаюсь с тобой, это…

Она обрывает фразу, словно подыскивая нужные слова.

– Не знаю. Это… мы. Ну, ты понимаешь.

Мы. Сердце громко колотится у меня в груди. Я сглатываю и смотрю, как Марли почесывает утку под крыльями: перья птицы на несколько секунд поднимаются, а потом опускаются. Птица трется клювом о руку девушки – никогда бы не подумал, что утки способны на такую нежность.

Скрещиваю ноги, положив одну поверх другой, и откидываюсь назад, пытаюсь не обращать внимания на то, как взбудоражили меня слова Марли.

– Ну, с ужином ты меня прокатила очень некрасиво, – ворчу, стараясь быть серьезным. – Я целый час убил на приготовление этого соуса, а ты его даже не попробовала.

Бросаю на нее быстрый взгляд: глаза Марли широко открыты, на щеках проступил румянец.

– Поэтому, – продолжаю я, хотя в ушах у меня до сих пор звенит слово «мы». – Я заслуживаю вторую попытку.

– Вторую попытку?

Они с уткой смотрят на меня.

– Родителям вход воспрещен, – поспешно добавляю я, глядя утке в глаза. – И уткам тоже. Только ты и я.

В ответ утка крякает и распушает перья, так что мы с Марли смеемся.

– Только ты и я, – задумчиво повторяет девушка, будто колеблясь, но потом улыбается. – Хорошо.

Мы сидим на берегу пруда еще около получаса, любуемся закатом, а наши ноги почти соприкасаются. Потом я бегу домой, пытаясь понять, что чувствую.

Совершенно не так я надеялся провести сегодняшний вечер.

Я-то думал, Марли будет подтрунивать надо мной из-за разлитого соуса или из-за моих посредственных навыков складывания салфеток, или, может быть, расскажет мне хотя бы часть своей грустной истории.

А теперь у меня возникло еще больше вопросов.

Дело в том… я доподлинно знаю, что она имела в виду под словом «мы». Мы нашли друг друга. И, хотя меня не покидает чувство, что нельзя этого признавать, я с восторгом жду возможности всё-таки поужинать с Марли. Я упиваюсь этим новым словом «мы».

Пытаюсь упорядочить лихорадочно скачущие мысли, замедляю бег, вхожу в дом и направляюсь на кухню. Несъеденные стейки всё еще лежат в тарелках, мама стоит, непринужденно прислонившись к столу, как будто и не вернулась домой на три часа раньше обычного, чтобы поглядеть на Марли.

– Всё в порядке? – спрашивает она.

– Ага. – Наливаю себе стакан воды и торопливо делаю глоток. – Всё прекрасно. – Чувствую на себе мамин взгляд: она явно ждет продолжения. – Возможно, – начинаю я, и мама подается вперед, готовясь впитывать новую информацию. – Возможно, ты могла бы пообещать, что в следующий раз задержишься на работе подольше? Вместо того чтобы ломать мои планы.

Мама виновато улыбается и согласно кивает.

– Ты голодна? – Я указываю на несъеденное угощение.

Мама смеется и берет мясо, чтобы подогреть.

– Умираю с голоду. Я пожираю эти стейки глазами, с тех пор как ты ушел.

Едва мы начинаем есть, как раздается стук в заднюю дверь. Мы поднимаем глаза от тарелок, скрипят петли, и в кухню, широко улыбаясь, входит Сэм, неся упаковку из шести бутылок пива.

Черт.

Сэм знает, что по пятницам моя мама часто допоздна засиживается на работе, но после аварии он еще ни разу не заваливался ко мне потусить.

– Привет, – говорит он, поднимая повыше упаковку с пивом. – Подумал, мы могли бы посидеть, поговорить.

Я отчаянно жестикулирую, призывая его спрятать пиво, но уже слишком поздно. Сэм замечает мою маму, его глаза округляются, он поспешно пытается прикрыть упаковку полой куртки, но от Лидии Лафферти так просто не скроешься.

Мама встает, выхватывает у Сэма пиво и прижимает к груди.

– Как удачно, Сэм! Откуда ты узнал, что я люблю индийский пейл-эль?

– Ой, да бросьте, миссис Лафферти, – говорит Сэм, ухмыляясь, и обнимает мою маму за плечи. Этот парень может очаровать кого угодно. – У меня такое чувство, что за последние три месяца я постарел на три года. А что насчет тебя, Кайл? Чувствуешь себя на двадцать один год?

– Скорее, даже на двадцать два, – отвечаю я, улыбаясь от уха до уха.

Мама переводит взгляд с Сэма на меня и обратно.

– Неплохая попытка, ребята, – признает она, делая вид, что наши ужимки ни капли не смешны, однако я вижу улыбку, притаившуюся в уголках ее рта и глаз.

Сэм вздыхает, плюхается на один из кухонных стульев и кивает на остатки ужина.

– Выглядит аппетитно, – заявляет он, наклоняется и принюхивается к стейку. – Что за повод, миссис Лафферти?

– Никакого особого повода нет, – отвечает мама и неуверенно смотрит на меня.

– Что? Что это за взгляд? – спрашивает Сэм, озадаченно глядя на меня.

У меня екает сердце.

Я знаю, он меня не поймет, но всё равно обо всём рассказываю.

На следующее утро я поудобнее поправляю на плече рюкзак, потому что всё-таки решил принять предложение Сэма и прийти на субботнюю тренировку в парк. Несколько дней назад я сказал ему, что приду, но после вчерашнего вечера…

Сэм стоит в компании нескольких ребят, и при виде меня у него на скулах начинают ходить желваки. Пока я подхожу ближе, он поворачивается на сто восемьдесят градусов и уходит от меня.

По правде говоря, в эту секунду мне хочется плюнуть и уйти.

Замечаю Дейва и Пола, двух парней из нашей команды – по окончании школы они остались в городе и начали работать. Колеблюсь, в животе как будто затягивается узел. Ни на одно их сообщение я не ответил. Хватит мне и одного человека на этом поле, который на меня сердится.

Впрочем, моя тревога тут же развеивается: Пол смотрит прямо на меня и расплывается в широкой улыбке.

– Да не может быть!

Дейв стоит ко мне спиной, его волосы собраны в пучок на затылке; увидев, что его приятель куда-то смотрит, он круто оборачивается и видит меня.

– Лафферти! Рад тебя видеть, чувак.

– Я тоже рад, – говорю я.

Пол хлопает меня по плечу.

Ну, хоть кто-то на меня не злится. В нескольких футах от нас Сэм притворяется, что делает разминку, и я прямо-таки чувствую, как от него исходят волны пассивной агрессии.

Он узнал, что я провожу время с Марли, но мне непонятно, почему это так его взбесило. Возможно, всё потому, что он просто ушел, не дав мне возможности объяснить.

Это Кимберли обычно играла в молчанку и дулась, за Сэмом я прежде такого не замечал.