Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Иначе ты идешь нахрен, Наташа,— Тимур понижает голос и ухмыляется. — Как принято? Еще одно слово и сделка аннулируется.
— Я хочу приличных мужчин…
Тимур сгоняет меня с колен и встает. Подходит к Наташе и тихо говорит:
— Приличные мужчины, милая, не будут одну женщину трахать, — щелкает ее по носу, — а приличные женщины не торгуются. Что же, придется двести штук спустить в казино, как и планировал.
— Но…
— Я тебе не мальчик, чтобы ты мои слова мимо ушей пропускала. Что я тебе сказал до твоих приличных мужчин?
— Я согласна.
— Этого я не говорил.
— Мне нужны деньги.
— И этого я тебе не говорил.
Наташа всхлипывает, а Тимур, довольный своей выходкой, покидает кухню:
— Пошли, Одинцова, мы и так задержались.
Глава 34. Минутка откровения
— Анют, твой брат вторую машину раскурочил? — на крыльце дома нас встречает Рома с небольшой черной и спортивной сумкой, которую всучивает Тимуру в руки.
— Они уже без надобности, — тот размашисто шагает прочь. — Социальный эксперимент и без денег удался.
— Не понял, — Рома провожает его взглядом.
— Он пытался купить Наташу для своих друзей.
— У него нет друзей, — рома хмыкает. — А мне Наташа не приглянулась.
— Он хотел подложить мою соседку под двух мужиков, — глухо поясняю я. — за двести тысяч долларов.
— Но она надеялась, что это будем мы, — Тимур с улыбкой оглядывается. — Очень оскорбилась, кстати.
— Это все лирика, — беспечно отмахивается Рома и в следующую секунду целует меня.
Я безропотно и без инициативы принимаю его губы и наглый язык. Он отстраняется и вглядывается в глаза:
— Все еще дуешься?
— Нет.
— Тогда скажи, что соскучилась.
— Но это будет неправдой.
— Я согласен на ложь, — улыбается и с ожиданием вскидывает бровь.
— Я соскучилась, — отвечаю я, глядя в глаза.
— Нет, Анюта, — Рома щурится. — Я же должен поверить в твою ложь.
Отворачиваю лицо, закусываю губы и закрываю глаза, медленно выдохнув. Один мою соседку провоцирует на глупости, второй тоже дурит, но иначе. Делаю очередной вдох и выдох и, всматриваясь в надменные и холодные глаза, проникновенно шепчу:
— Я соскучилась.
И невесомо целую Рому в губы, чтобы заполировать ложь вынужденной лаской. Продажным женщинам платят не кислую мину и правду. Душит в объятиях, пожирая мой рот голодным зверем, и отстраняется с ласковой улыбкой.
— И я соскучился, Анюта, — выдыхает в губы.
Его тихий и вибрирующий голос отдается глухим ударом в сердце. Таким шепотом в фильмах признаются в любви после долгой разлуки. Я сглатываю, встряхиваю волосами, прогоняя морок. Что это за фокусы от ехидного Чернова?
— Так, голубки, поехали, — фыркает Тимур в стороне.
— Ревнует, — подмигивает и увлекает за собой, приобняв за плечи. — Тим, под кого ты планировала Наташу подложить?
— Я планировал, что Одинцова за нее вступится, но увы, — тот легко и беззлобно смеется. — Видимо, они не подруги.
— Надо сказать, что план у тебя был так себе, — Рома усмехается, — одно дело за брата и мать-дуру вступится, а другое за соседку.
Я не чувствую гнева. Мою маму обозвали дурой, а никак не реагирую. Рома удивленно косит на меня взгляд. Ну, дура же.
— Похоже, и за мать уже не вступится, — Тимур оборачивается через плечо. — Многих, Одинцова, настигает разочарование в родителях. Они тоже могут предавать.
— Я так понимаю, мама твоя после прошлого раза не показывалась? — тихо спрашивает Рома, и мне кажется, что я слышу в его голосе озабоченность и сочувствие.
Незаметно щипаю себя за бедро. Никто из этих двух не способен на сочувствие.
— К чему эти вопросы?
— Я беспокоюсь о тебе.
Я останавливаюсь и поднимаю лицо на Рому:
— Мне лгать не стоит. Я предпочитаю правду.
— Это правда.
— Если бы это была правда, — я мило улыбаюсь, мысленно напоминаю себе, что я должна быть ласковой и доброжелательной, — то тебя бы здесь не было.
— Как она тебя? — насмешливо отзывается Тимур.
Глаза Тимура вмиг становятся стальными и недобрыми.
— И нет, мама не появлялась, — я приглаживаю лацканы его пиджака и потуже затягиваю галстук под воротом рубашки, — но и сама я не навязываюсь. Желания в общении резко поубавилось после прошлой встречи.
— У меня еще один вопрос, Анюта.
— Какой?
— Где ваш с Андреем отец?
— Когда я удовлетворю твое любопытство, то мы больше не будем обсуждать мою семью? — я смахиваю с его плеча пушинку.
— Не будем.
Тимур в нескольких замирает, вслушиваясь в нашу тихую беседу. Ему тоже очень интересно: а где папуля Одинцовой.
— Развелись, когда мне было пять лет, — тихо и спокойно отвечаю я. — Последующие несколько лет мама и папа пребывали в непонятных отношениях. Когда он женился во второй раз, мама забеременела Андреем, а он после этой радостной новости женился на другой женщине, а мы по боку.
— Ясно, — Рома медленно кивает. — Вопросов больше не имею.
— Замечательно, — очаровательно улыбаюсь.
Если я и обижалась на отца, то в детстве и в подростковом возрасте. Лет в семнадцать я осознала, что моя злость на него неконструктивна. Что сделаешь с человеком, если он мудак? Ничего. Мысленно похоронить его, кинуть на воображаемую могилу цветы и жить дальше. И, похоже, тот же сценарий ждет и мою маму. Я уже погрузила лопату в сырую землю.
— Поехали уже, — Рома шагает к черной, низкой и хищной тачке, что припаркована почти у выезда со двора. — Невежливо опаздывать на встречу.
Глава 35. Кружева и шелка
— Доброго вечера, — улыбается нам девушка с прямым каре. — Меня зовут Карина и я ваш персональный консультант.
Тимур и Рома притащили меня не куда-нибудь, а в магазин нижнего белья. Элитный магазин. Очень элитный, потому что в огромном главном зале, что утопает в интимном полумраке можно устроить вечеринку для мажоров и никто из них не возмутится тому, что по углам стоят позолоченные манекены в кружевах, а на стенах развешаны трусики с бюстье. И развешаны с выдумкой