— Я хотела предложить господину трюфели, — притворно опустив глаза, обрамленные густыми черными ресницами, произнесла крестьянка.

Антон, который собрался уже вернуться на плот и дать команду отчаливать остановился.

— Трюфели? — переспросил он. — Конфеты или грибы?

— Грибы, господин, — присела в поклоне девица и стрельнула глазками в его сторону. Рыжая это заметила и сжала кулаки, но мешать ей не осмелилась. Она лишь шепнула той. — Еще раз посмотришь так, бл…,на моего господина и я тебя прирежу.

Девица так же тихо ответила.

— Руки коротки. Хочу и смотрю. Тут имперская территория и твой господин тебя не защитит от повешения.

Антон видел, что девушки о чем то переговариваются и нетерпеливо спросил.

— Почем продаешь трюфели?

— Для вас, господин, всего двадцать пять серебряных монет за лукошко.

За спиной Антона вскрикнул старый Флапий. От озвученной цены старик чуть не задохнулся от возмущения. Он вытаращился на крестьянку, как на полоумную. Сначала даже, вроде, дар речи потерял, но затем прокашлявшись и высморкавшись на песок, возмущенно прогундел:

— Ты в своем уме, дуреха, продавать грибы, которых полно в лесу за такие деньги! Иди отсюда и не смеши народ…

— Флапий, — урезонил его Антон. — Это не простые грибы, это трюфели. Я их никогда не ел, только слышал о них. — Антон поманил пальцем крестьянку. Та подошла. — Покажи товар.

Крестьянка протянула лукошко.

— Точно трюфели, как на картинке, что я видел. — обрадовался Антон. Сам подумал, что раз попал сюда, да еще не по своей воле, то надо пользоваться всем своим завидным положением быстро богатеющего аристократа и предоставленными ему этим миром, возможностями. — Берем, красавица. Медью возьмешь?

— Возьму, — довольно улыбнулась та и изогнулась в талии. Рыжая увидев такое непотребство, снова возмущенно и ревниво зашипела. Но только этим и выразила свое недовольство.

— Торвал, отсыпь деньги этой красотке. А ты Флапий возьми лукошко и стереги эти грибы, как стерег бы Франси. — Антон передал ему лукошко.

— А че ее стеречь, — отмахнулся старик. — моя старуха, окромя меня, никому не нужна. — Флапий сунул нос в лукошко, посмотрел с горьким отчаянием на грибы и почти плача проговорил: — Разорила. Как есть, разорила. Ох, беда то…

— Не стони, — уже строже распорядился Антон. — Лучше, сторожи грибы. Иначе, шкуру с тебя спущу. Старик перестал стонать, но сделал такое выражение лица, как будто его должны были сейчас четвертовать. Осторожно поднял лукошко и на несгибаемых ногах направился к себе в шалаш.

Торвал отсыпал крестьянке меди. Та увидела качество монет и осталась весьма довольна.

— А как готовить грибы ты знаешь? — спросил Антон и девушка улыбаясь кивнула.

— Знаю, господин.

— И как?

— Найдите дорогую таверну и вам там приготовят или поищите хорошего повара, который знает, как их готовить. Она засмеялась и весело побежала прочь.

Улыбка медленно сошла с лица Антона, зато захрюкал, смеясь, Торвал.

Рыжая мстительно ему помогала, тихо хихикая. За спиной послышались несмелые смешки бойцов.

— Да, ну вас, — махнул рукой Антон. И зловеще ухмыльнулся.

— Всем раздеться и помыться в реке. Проверю лично. От кого будет вонять, привяжу веревкой за плот и протяну до моря.

Ему сразу поверили. И смешки мгновенно умолкли.

— Тебя, Торвал, это тоже касается, — не сводя с лица хищную ухмылку, произнес Антон. — Воняешь, словно измазанный дерьмом, хряк.

Шер перестал смеяться и побледнел. Повел большим носом вокруг себя и неуверенно произнес:

— Я, вроде, ничего не чувствую…

— Зато, я чувствую и спать от вони не могу. Вперед, мыться!

Здесь задержались на целый день. Плотоводы из горцев отсыпались.

Все плаванье заняло у них почти две недели. За это время, как посчитал Просветитель, они преодолели почти полторы тысячи километров.

Местность менялась несколько раз. За лесом пошли степи. За степью невысокие горы и снова степь. Река, словно огромная змея, петляла по этим местам. То ссужалась и убыстряла свой бег, то широко разливалась и медленно величаво катила свои воды к морю. Пункт их назначения вынырнул внезапно и снова из-за поворота. На левом покатом берегу стояла большая имперская крепость. За ней расположился… Это было нечто непонятное и трудно различимое на таком расстоянии. Антон напрягся и стал всматриваться в нагромождение каких-то строений, отдаленно напоминающих сараи. Неожиданно для него, строение и крепость приблизились и он смог отчетливо рассмотреть невысокие, вросшие в землю глинобитные дома и хибары. Их было множество. За городом или поселком, Антон не знал, как обозвать то, что он увидел, находился большой базар. Там народу было столько, что он лишь присвистнул. Все это вместе представилось ему, как местный аналог земного торгового Вавилона.

Антон в это время сидел на пне, с удовольствием ел уху из стерляди и нахваливал кулинарные способности Флапия. А тот, лишь горестно вздыхал. Не выдержал и стал ворчать. На город и крепость он не обратил никакого внимания.

— Вот что у вас, милорд, за холопские привычки?

Антон даже ложку не донес до рта и удивленно, но без гнева посмотрел на слугу.

— Ты это сейчас о чем? — спросил он и опустил ложку. Выжидательно уставился на старика.

— Да о том, милорд, что человек вашего звания не должен питаться пищей простолюдинов. Рыба и похлебка из нее, это пища простых людей. Вам пристало употреблять благородную пищу, жаренное мясо и лучше всего из дичи убитой вами на охоте. Это та пища, которой должен питаться благородный лорд. Это все знают… — Он помолчал, но остановиться уже не мог. Вопрос чести его господина, был вопросом чести его самого. И видел он эту честь по-своему.

— Вам пора уже забыть свою бедность, в которой вы жили в своем племени…

— А почему ты, Флапий, решил, что я жил в бедности, — осторожно спросил Антон.

— А как же, милорд? Все видели в каком рванье вы прибыли в замок. Черное крестьянское одеяние и дыра на дыре. Вы до сих пор храните эти обноски у себя в шкафу… У вас даже сапог не было, пришлось с убитого батюшки снимать. И пищу вы едите самую простую — курицу, блины, рыбу… Если это увидят у барона, вы позора не оберетесь. Честь, милорд, нужно хранить бережно… — старик чуть не плакал.

Антон съел еще одну ложку ухи, взял с деревянной тарелки тушку стерляди и смачно в нее вгрызся. Он понимал озабоченность старика и не сердился. Такие разговоры его забавляли и давали пищу для размышлений. Старик хорошо знал рыцарские традиции и правила поведения лорда. И Антон к ним прислушивался. В чужой монастырь, как говорится, со своим уставом не ходят…

Напротив него сидел Рыжая и лениво полоскала ложку в своей тарелке. Уху она, тоже, не любила.