– Кружится? Позвать Лен Лексевну? – всполошилась Катя.

– Нет, она… она всегда кружится… Ну, теперь. Я лягу, девочки, ладно?

– Конечно, – растерянно сказали хором Вика и Катя.

Надя, вздохнув, встала с кровати.

– Я умываться, – сообщила она. – Так понимаю, чай сегодня пить не будем?

Леночка медленно поднялась, откинула одеяло и залезла в постель как была – в рубашке и джинсах.

– Лен, а раздеться не хочешь? – Вика с недоумением смотрела, как та возится, отворачиваясь к стенке.

– Холодно, – пробормотала Леночка.

Соседки переглянулись.

– Лен, здесь топят, как в аду, – начала Вика, но Катя незаметно наступила ей на ногу, и она замолчала.

– Спокойной ночи, Лен, – доброжелательно сказала Катя. – Мы погасим свет, а потом посветим фонариком, когда будем из ванной возвращаться.

– Хорошо, не беспокойтесь, – донеслось из-под одеяла.

Катя всунула ноги в тапки и первой вышла в коридор.

– Что это с ней такое? – испуганно спросила Вика, когда они отошли достаточно далеко от двери их комнаты. – Кать, она какая-то… странная! И одежда эта вся, и прическа… Чемодан еще… Лен Лексевна ей одежду подбирала, говорит…

– Что ты у меня спрашиваешь? – Катя вздохнула и прислонилась к подоконнику.

Перед глазами стояло расслабленное, полусонное лицо Леночки. Такой контраст с прежней, напряженной, зажатой и готовой защищаться соседкой. Катя не могла сказать, какой вариант ей нравился больше, – напрашивался ответ «никакой». Но в тот день, перед отъездом, она казалась совершенно нормальной девчонкой…

– И как она все нагонит-то? – задала очередной риторический вопрос Вика. – Зачеты, экзамены, почти месяц учебы! Леночка и раньше отличницей не была, ей просто некуда съезжать по учебе. Только в академ, ну серьезно!

– Ну, наверное, Елене Алексеевне виднее, – рассудила Катя. – Кто нас-то спрашивает?

– И правда, – хмыкнула Вика. – Если уж ей Лен Лексевна одежду подбирала, то, поди, и экзамены подберет. Хорошенький ветеринар ожидается в этом ихнем Лебяжьем! – Последнее слово она произнесла, вложив в него все презрение, которое у нее имелось.

Когда они вернулись в комнату, Надя уже лежала в постели и, как обычно, в наушниках смотрела с телефона сериал. Из-под Леночкиного одеяла не доносилось ни звука.

Катя залезла на свою кровать и долго лежала без сна, думая о событиях сегодняшнего дня. Вот Леночка и вернулась, ничего страшного с ней не случилось. Или случилось? Не может же человек ни с того ни с сего вдруг превратиться в какой-то овощ? В ее голове всплыл бабушкин голос: «Если там какая-то секта…» Но про секты в основном рассказывают, что там человека обдирают как липку, не пускают к нормальным людям, а то и вообще убивают. А здесь все наоборот: у Леночки красивая одежда, модная прическа, и вот она приехала в колледж учиться. Елена Алексеевна говорит: Леночка выздоравливает. Никаких физических и эмоциональных нагрузок… Что это еще за заразная болезнь такая, которая затрагивает нервную систему? И как именно она ее затрагивает?

Надя вытащила наушники и сладко потянулась. Положила телефон на подоконник, глотнула воды из стакана на тумбочке и снова легла. Наверное, сериал закончился. Катя завидовала тем, кто умеет смотреть сериалы. У нее самой редко хватало терпения следить за долгим развитием сюжета; если уж смотреть – так комедию или ужасы, чтобы было или смешно, или страшно… Но у Нади дети. Наверное, поэтому у нее целая гора терпения.

Вика, отвернувшись к стенке, опять с кем-то чатилась. Катя грустно подумала, что Ирка теперь писала ей редко, а отвечала на сообщения еще реже. Наверное, новые друзья появились. Может быть, надо самой все время писать? Но разве это будет честно? Какая-то дружба в одни ворота, как сказала бы баба Зоя.

Ее мысли опять перекинулись на Леночку. «Преподавателей я уже предупредила» – ага, особенно Крысу. Светлана Геннадьевна, даром что знает Леночку вне колледжа, уж точно никого не пожалеет: ни самой Леночки, ни тех, кто ей помогает. Придется еще ходить потом в деканат с рыданиями, как те третьекурсницы.

Катя вспомнила про недоеденный бутерброд, оставшийся на столе, и в желудке заурчало. Уснуть без традиционного вечернего чаепития никак не получалось.

Она спустила ноги с кровати и тихонько сползла вниз. Влезла в тапки, взяла кружку с остывшим чаем и тарелку с бутербродом и вышла в коридор, постаравшись не хлопать дверью. Возле ее любимого широкого подоконника в конце коридора, к счастью, было пусто. А то Смирнова и Котейко вечно сосутся там по ночам, когда ж они уже рассорятся…

Катя села на подоконник, поставила рядом тарелку. Остывший чай горчил, и Катя пила его, морщась от неудовольствия. «Хорошие подруги»… «Хорошая подруга, наверное, не стала бы так сокрушаться по поводу испорченного ужина», – со стыдом подумалось ей.

Где-то стукнула дверь, и Катя подняла глаза.

– Не спится? – спросила Надя, подходя. У нее в руках тоже была кружка.

– Ага, – уныло вздохнула Катя. – Непривычно как-то в полдевятого ложиться.

– Я вот что подумала. – Надя прислонилась к стене рядом с подоконником. Катя подвинулась, но та отрицательно покачала головой. – Леночка-то наша на транквилизаторах сидит. Вот и заторможенная.

– На транквилизаторах?

– Да стопудово, – кивнула Надя, барабаня пальцами по подоконнику. – У меня была одна подруга в Норильске – ну как подруга, так, соседка по подъезду. Она цветы на подоконниках разводила, я отросток попросила – вот так и познакомились. У нее шиза была какая-то. Или не шиза, еще какая-то хворь душевная, я не сильно разбираюсь в этом. В общем, между обострениями нормальная тетка, а как накроет ее, так тушите свет. Сначала она веселая становилась. Деньги детям на площадке раздавала, а то выйдет на балкон – и давай на аккордеоне наяривать! Хорошо играла, раньше даже в оркестре каком-то выступала, говорили. Они ж все творческие, шизики-то. А вот потом что начиналось – у-у-у… И в стенки стучала, и стульями в окна швырялась, и шпионов гоняла мочой… Нет, че ты так смотришь, реально мочой, весь подъезд был зассан. Был у нее такой пунктик – японские шпионы. Так вот, как только этот контршпионаж соседей доставал, так по звонку приезжали дяденьки в халатах и забирали ее в больничку. На месяц-два. Приезжала спокойная, мирная, расслабленная… Ну, излишне расслабленная. Вот как Ленка наша. А потом таблетки у нее заканчивались – и опять обычная тетка. До следующего раза. Понимаешь, к чему клоню?

– Э-э-э… – Глаза у Кати расширились. О таком варианте она не думала.

– А тетки эти, – продолжила Надя, – как раз в больничку ее и забрали. Уже знают, поди, когда у нее обострение. Они обычно пару раз в год случаются, в одно и то же время. Поэтому и Лен Лексевна ее не защищала. От чего защищать? От лечения? Помнишь, ты рассказывала, что Ленка вечером была как пьяная: хохотала все время, по льду скакала, деньги тратила, как в последний раз? Вот так все и начинается: сначала душевный подъем, а потом шпионы и инопланетяне в шкафу.

– Может быть, – осторожно согласилась Катя, пытаясь найти в своих воспоминаниях хоть что-нибудь, что опровергало бы стройную Надину версию.

– А больничка эта – место неприятное, мягко сказать. – Надя сочувственно поджала губы. – Туалеты без дверей, в палатах свет даже ночью, пояса и шнурки на входе отбирают. Ходи, придерживай штаны руками. А если будешь буянить – к койке привяжут. Вот Ленка и не хотела. Видать, знала уже, какой там уют. Жалко девку, молодая такая. – Она вздохнула.

– А почему она тогда ждала этого дня? – вдруг вспомнила Катя. – Ждала и боялась.

– Да потому, – терпеливо сказала Надя, – что она и сама знает, что у нее под Новый год обострение. Самая долгая ночь… Вон, из-за недостатка света всякие депрессии бывают, иммунитет падает. И здесь то же самое. – Она помолчала, а потом добавила: – И в художку ее потому, поди, и не пустили. Там бы совсем с катушек съехала, а тут после колледжа будет дома, под присмотром.

– Да, наверное, ты права… Они и разговаривали с ней как с ребенком или как с больной, – наконец убежденно кивнула Катя. Думать о том, что Леночка психически больна, было грустно. Но шизофрения, как ни крути, выглядела намного логичнее, чем какая-то деревенская секта с чертями.

– Только ей не говори ничего, – строго предупредила Надя. – Соседка моя тоже об этом болтать не любила. И весь двор знал, но никто ей никогда ничего не предъявлял. Ни за подъезд обоссанный, ни за стулья на газоне. Она ж потом и газон этот заново сажала, и подъезд облагораживала…

– Конечно, не скажу, – возмутилась Катя. – Елена Алексеевна, кстати, тоже просила никому про это не болтать.

– Ох, сомневаюсь, что Крыса промолчит, – усмехнулась Надя, выливая остатки своего чая в цветочный горшок на подоконнике. – Крыса ее