– Лен, – позвала она, – заходи уже, ничем не пахнет!

Леночка отлипла от подоконника и неуверенной, шаткой походкой зашла в комнату.

– Мы тебе тортик оставили. – Кате вдруг стало неудержимо стыдно за то, что они бросают Леночку одну. – А сами пойдем, чтобы не мешать.

– Спасибо, – сказала Леночка еле слышно. – Ты иди, я прилягу.

– Свет погасить? – спросила Катя, задержавшись на пороге.

– Нет, не надо, – неожиданно запротестовала Леночка. – Я… я не спать, я так, со светом полежу.

– Ну хорошо, – немного растерявшись, согласилась Катя. – Тогда до встречи.

Леночка не ответила. Катя сгребла со стола свою чашку и блюдце с ложкой, накинула толстовку на голые плечи и потихоньку пошла к двери.

Уже на лестнице в кармане зажужжал телефон. Она с надеждой взглянула на экран, ожидая, что звонит мама, но это была баба Зоя.

– Бабушка, привет! – Если сейчас и бабушка начнет укорять за маму, она не выдержит и разревется прямо здесь.

– Привет, привет, моя хорошая, – ласково сказала бабушка, и Кате остро захотелось прямо сейчас оказаться у нее, в кресле напротив телевизора, с очередной коробкой конфет на коленях. – С днем рождения, авантюристка ты моя! Как празднуешь?

Стоя на лестничной площадке под жидким желтым светом лампочки, Катя проболтала с бабушкой минут десять, пока с первого этажа за ней не поднялась Надя, уже румяная и со стаканом вина в руке. И все это время ей казалось, будто баба Зоя рядом и гладит ее по волосам своей сухой теплой ладонью. Праздника в душе не слишком прибавилось, но и плакать перехотелось.

В Мишкиной комнате не было ни шариков, ни гирлянды и вообще было довольно грязно, зато весело. На оттертый Викой стол поставили тортик, вино, хлеб и две банки шпрот. Сосед Дима достал еще пару бутылок портвейна и гитару, девчонки запели. У Нади оказался приятный хрипловатый голос. Большинство песен были Кате не знакомы, но она подтягивала припевы, а потом даже расхрабрилась и спела кое-что из своего прежнего репертуара. От вина в голове приятно шумело. Разошлись они уже глубокой ночью, когда вахтерша баба Таня строго постучала в дверь.

Леночкин кусок торта так и остался нетронутым. Свет все еще горел, но соседка лежала, отвернувшись лицом к стене, и, кажется, спала.

– Надо же, – презрительно фыркнула Вика, – диету блюдет. Давно пора, а то в джинсы не влезет, вон, растолстела, как корова дойная.

Катя подавила желание съязвить: «Уж кто бы говорил» – и убрала блюдце в холодильник.

– Встанет – доест, – сказала она. – У нее как раз курс таблеток закончился, она говорила, должно теперь лучше стать.

– Да уж хоть бы. – Вика поджала губы. – Ладно, давайте уже свет гасить, пока баба Таня не прибежала орать, что электричество тратим.

Наутро голова болела, глаза слезились. Катя пропустила несколько будильников подряд и поесть уже не успевала. Стоя перед зеркалом, она раздирала щеткой колтун на голове и шепотом ругала день рождения, вино, портвейн и Крысу, на чьи занятия лучше не опаздывать. Кое-как закончив с прической, намотала вокруг шеи новый шарф, напялила халат прямо под пуховик и выскочила из комнаты догонять Вику с Надей. Те решили сначала пойти к мусорным бакам, потихоньку выбросить бутылки, пока баба Таня их не поймала.

– А Леночка-то проснулась? – Надя зевала в кулак. На ней последствия вчерашнего праздника были еще заметнее, но и управилась она с ними профессиональнее. Синяки под глазами замазала тональным кремом, запах изо рта приглушила жевательной резинкой.

– Проснулась, – ответила Катя. – Уже выходит, наверное.

На пары Леночка не опоздала. «Интересно, почему она не моется и не переодевается…» – подумала Катя, заметив, что Надя немного отодвинулась, когда Леночка села на свое обычное место рядом с ней. Надо ли сообщить об этом Елене Алексеевне? Или та рассердится? Назовет их плохими подругами? А вдруг это какое-то проявление ее болезни?

Дойдя по списку до Хорошиловой, Светлана Геннадьевна отложила в сторону ручку. Катя знала, что это плохой знак.

– Хорошилова, – ласково сказала она, – вы готовы сдать зачет?

– Я? – Леночка подняла всклокоченную голову и растерянно посмотрела на Крысу.

– Ну не я же. – Крыса скривила губы. – Выходите-ка сюда, ко мне. Ну!

Леночка встала, уронив с парты тетрадь и учебник. Кто-то засмеялся, кто-то дернулся поднять упавшее, но Крыса рявкнула:

– Сидеть! Хорошилова, вы долго будете копаться? Чем вы там опять заболели, параличом?

Леночка боком выбралась из-за парты и вышла к доске. Светлана Геннадьевна брезгливо оглядела ее.

– Замеча-а-ательно, – протянула она. – Хорошилова, вы когда в последний раз расческу видели?

Леночка молчала, чуть более бледная, чем обычно.

– Сразу снижаю вам балл за внешний вид, – бесцветным голосом сообщила Светлана Геннадьевна. – Я предупреждала, что на моих занятиях нужно выглядеть опрятно. И это не только к халату относится. А теперь для начала расскажите, какие инструменты выложены у меня здесь на столе. Слева направо.

Леночка повернулась к столу. Ее тонкие обветренные губы еле заметно шевелились.

– Хорошилова, вы там что, молитву читаете? – резко окликнула ее Крыса. – Громче!

Леночка молчала.

– Не знаете, – резюмировала Светлана Геннадьевна спустя полминуты. – Как же замечательно. А виды швов вы мне перечислите? Какой самый простой? Как он выглядит?

«Она даже не дала Леночке подушку со швами, – подумала Катя. – Она знает, что Леночка ничего не сдаст, а этот „зачет“ – только повод поглумиться. За что она ее так ненавидит?»

Молчание Леночки затягивалось. Никто из группы не шевелился – кажется, все боялись даже дышать.

– Ясно. – Голос Крысы был все таким же бесцветным. – Вы надеялись, что Елена Алексеевна потихоньку подпишет вам зачетку, и вы будете продолжать попусту занимать место за партой. Зря. Собирайте вещи, и вон из кабинета. Я вас на своих занятиях больше не жду.

Леночка стояла у доски, все еще разглядывая инструменты, будто пыталась вспомнить хотя бы одно название.

– Вы меня слышали? – повысила голос Крыса. – Выйдите из кабинета.

Леночка не отреагировала. Губы у нее совсем побледнели, и Катя даже хотела крикнуть: «Прекратите, зачем вы ее мучаете?» – но промолчала. Трусливо промолчала.

– Вы срываете урок! – Крыса сверлила Леночку взглядом. – Сию же минуту…

Леночка неуклюже сорвалась с места и выбежала за дверь, ударившись бедром об угол первой парты.

– Кто-нибудь, сложите ее вещи в сумку и выставите в коридор. – Светлана Геннадьевна ни на кого не смотрела, но Надя поняла намек и аккуратно сложила тетрадки и учебник. Поднялась, вынесла сумку за дверь – наверное, оставила на скамейке возле кабинета.

– Продолжаем занятие. – Крыса что-то почиркала в своей тетрадке, а затем подняла глаза и обвела взглядом студентов. – Раны и их виды. Лечение ран. Записывайте.

Весь оставшийся день Катя не могла перестать думать о Леночке. Как она там? Собирает чемодан, чтобы ехать домой? Пошла все-таки к Елене Алексеевне?

– Вот ведь Крыса, – ругалась она по дороге в общагу. – За что она так с Леночкой?

– Ну а что? – Вика пожала плечами. – Она, в сущности, права.

– Как права? – Катя даже остановилась и выпучила на Вику глаза. – В смысле – права?

– Ну, – Вика смутилась, но выдержала Катин взгляд, – Леночка же не хочет учиться! Сама не видишь?

– Не может! – разозлилась Катя. – «Не хочет» и «не может» – это две большие разницы!

– Да нет никакой разницы. – Вика повернулась к ней и уперла руки в бока. – Вот ты мне скажи, как она будет сдавать экзамены, если она даже зимнюю сессию не сдала? Она на парах только сидит зевает, а в общаге все время спит или лежит носом к стенке. Если она такая больная, может, нужно все-таки взять академ? Его как раз для таких случаев придумали!

– Елена Алексеевна сказала, что она и так слишком долго сидела дома, – напомнила Катя. Она еще никогда не видела Вику такой рассерженной.

– Мало ли что Елена Алексеевна сказала! – Вика не сдавалась. – Не сидеть дома можно по-разному. Можно пойти в кружок вышивания крестиком, можно с подружками по улице гулять. Но если приехала учиться – надо учиться. Я ей свои конспекты дала, ты тоже вон пыталась, а она их даже не открывала! Так, пролистает пару страниц и отложит. Я ее вообще не видела с учебником! По-твоему, если она заболела, так знания ей должны сами в голову влететь? Мы здесь на ветеринаров учимся, а не в хосписе работаем!

– По-моему, это жестоко – так говорить про Леночку, – тихо сказала Катя.

– А по-моему, жестоко – это тащить больную девчонку в общагу и выставлять ее на посмешище на зачетах и экзаменах. Если у нее с мозгами не в порядке, ей место в больнице, а не в колледже. Хотя бы пока они там ремиссии не добьются.

Вика отвернулась и быстро пошла вперед, давая понять, что разговор окончен. Катя нагнала ее у самого входа в общежитие.

– И все-таки, – сказала она, открывая