что-то доказывают. Плевать. Мне нужно наверх, через проходную. Афанасьев пропуск пару дней назад выписал, по карманам шарю, нет. Черт! В кабинете психиатра на тумбочке оставил. Вот же зараза, все дни с собой без надобности таскал, из кармана не доставал. Еще и дежурный новенький. Загорелый, прямиком из отпуска, меня в глаза не знает.

– Я Макаров, консультант. Работаю с Афанасьевым, он меня ждет, – нервно выдаю я. Паршивое предчувствие, что-то точно случилось.

– Пропуск давайте и проходите, – не поднимая глаз, протягивает руку дежурный, продолжая листать фотогалерею в телефоне. Прилететь не успел, а уже соскучился по морю.

– Оставил, в психушке, – мотаю головой. Звучит так забавно, что даже служивый взгляд от загорелой задницы подруги оторвал. – Он меня ждет, сообщите.

– Он в допросной, освободится – доложу, ждите здесь. – С любопытством разглядывает, прищурился. И как, по его логике, должен выглядеть псих? В смирительной рубахе с завязанными назад руками?

– Нет у меня на это времени, – внутри вскипает беспокойство. Мне нужно туда. К черту бюрократию. Перепрыгиваю турникет, не самое обдуманное решение. Дежурный от наглости на месте подпрыгивает, пистолет из кобуры достать пытается, застрял.

– Эй, псих, на месте стой! – Двое охранников заламывают руки, валят на пол. Похоже, влип.

– Ребята, что здесь происходит? – Вот мое спасение. – Григорий Константинович? – уточняет Шурик с округленными глазами. – Да отпустите вы его. Свой. – Помогает мне подняться, пытаясь понять, что здесь происходит. – Григорий Константинович, вы что творите?

– Он без пропуска ломился, – вместо меня отвечает дежурный. – Турникет перепрыгнул. На голову больной!

– Ясно. Григорий Константинович, я же вам пропуск лично оформлял. Это же участок, а не турникет в метро, – укоризненно качает головой помощничек. Как пацана, отчитывает. – Я его забираю, за этот инцидент с меня причитается. Будь другом, оформи временный пропуск, Макаров Г. К., с бумагами я потом разберусь. – Мы уходим подальше от любопытных глаз. – Ну вы даете, Григорий Константинович, паркура в отделении еще не было. У нас тут камеры кругом, мышь не проскочит. А если бы в вас выстрелили?

– Шурик, давай потом с этим, забыл я этот чертов пропуск. Что случилось?

– Тут такое дело… – начинает мямлить он. Нехорошо. – Здесь Алена Игоревна… Давайте, вам Афанасьев объяснит.

Аленка? Моя Аленка? Что она здесь делает? Несусь по ступенькам на второй этаж, перепрыгивая через лесенки.

– Григорий, подождите!

Дверь в кабинет допросной приоткрыта, там и правда Аленка со своим хахалем. На глазах слезы, щеки, губы красные, руками по столу перебирает. Что-то серьезное.

– Гриша, – замечает меня следак. Выходит, дверь за собой закрывает. – Пойдем в мой кабинет.

– Что здесь делает моя жена? – Нервы сдают. Мне нужно к ней, я должен быть сейчас с ней. – Какого дьявола происходит?!

– Гриш, давай в моем кабинете поговорим. – За локоть берет, глаза опущены. Нет, что-то совсем неладное. – Пойдем.

– Говори, – требую я, а у самого сердце замирает, еще пара секунд, и остановится.

– В мой кабинет, – повторяет следак, практически силой затаскивая за соседнюю дверь. – Егора похитили.

– Что? – Не понимаю, что он говорит. Нет, бред… Точно бред. Не могу поверить. Неудачная шутка.

– Егора похитили с детской площадки, – он кладет руку мне на плечо. – Поиски уже идут, весь город прочесывают. Я поднял всех. Держи себя в руках. Он не твой сын, ты это осознаешь?

– Да пошел ты к дьяволу! Думаешь, мне есть дело, что он не мой?! Мне нужно к жене! Пропусти…

– Нет, Алена не в себе. Сейчас мы пытаемся выяснить подробности похищения. Макаров, мы его найдем. Прошло еще очень мало времени, у нас хорошие шансы.

– Найдете? Как нашли Нику? Или как Люсю?! – Воспоминания накатывают, трясет. Я должен быть с ней рядом. – Я иду к жене, и только попробуй меня остановить!

– Ты ей сейчас не поможешь. – Хватает за плечо, не пускает. – Она здесь с Вячеславом. Вам обоим будет только хуже.

– Руку убери… – Я уже рычу. Если он хоть еще одно слово выдаст, в челюсть втащу. Дверь в кабинет открывается, Алена. Как рыбка, на меня смотрит, рот приоткрыла, ни слова выдавить не может. Только плачет. – Я здесь, Одуванчик. – Сгребаю в охапку, она жмется ко мне, руками свитер сжала, сама дрожит. – Я с тобой, малыш…

– Дам вам пару минут, – вздыхает Афанасьев, оставляя нас одних. И на том спасибо. – Буду в допросной.

– Они его забрали, – шепчет жена, доставая из кармана лист бумаги. – Гриша… Они его забрали… Я не смогу пройти через все это снова. Он мой сын… Ты должен его вернуть. Должен…

Разворачиваю, там записка. Почерк детский, немного корявый, каждую букву вырисовывали: «Это не ваша игра, господин Макаров. У каждой пешки свое место. Займите свою клетку, мальчик займет свою».

– Гриша, что все это значит? Я не понимаю… Не могу понять. Это они, да? Те же твари, что забрали нашу дочь?

– Ты показывала это Афанасьеву или Вячеславу?

В ответ Алена только мотает головой. Пальцы ледяные, сердечный ритм менее тридцати ударов в минуту, на грани обморока. Она не соврала, второй раз такую страшную потерю ей не пережить. Не от приступа умрет, так руки на себя наложит.

– Спрячь это, а лучше сожги… Этой записки не было. Поняла? – Обхватываю ладонями мокрое личико, целую в уголок губ. – Я верну его тебе. Я не смог спасти нашу дочь, подвел вас… Но не подведу Егора. Твой сын вернется домой, ты не потеряешь еще одного ребенка. Я обещаю.

– Гриш… Я не понимаю…

– У каждой пешки свое место, Егора дома, мое… Неважно. Не говори про записку, поняла меня? Они вернут его тебе, – мягко улыбаюсь я. – Все будет хорошо, мой одуванчик. Я люблю тебя…

– Что ты собираешься сделать? – испуганно шепчет.

– Ты, главное, не бойся. Я сделаю то, чего они хотят. Я должен вернуться в больницу, там мое место.

В записке все яснее некуда. Сын Аленки не входил в их планы, но я помеха. Они забрали его из-за меня. Афанасьев грудью ляжет, но не позволит упечь меня в психушку. Я его единственная ниточка. Значит, нужно не оставить им выбора. Ни один суд не позволит разгуливать буйному психу на свободе. Все очень просто. Я с самого начала должен был думать о своей семье, не о чужой.

– Не бойся, – повторяю. Не хочу, чтобы она видела меня таким. Но другого выбора нет, ни у кого не должно остаться сомнений. В столе у Афанасьева заряженный ствол. Неосмотрительно оставлять оружие рядом с психом. Просчет, но сейчас он играет мне на руку.

Два шага. Оружие в руках. Заряжено, на предохранителе стоит.

– Господи… Гриша… – теряется Аленка, шаг к стене делает. Глупенькая, я никогда не причиню ей вреда.

Выстрел в потолок, менты должны услышать… Еще один в шкаф, стекло вдребезги. Аленка зажалась, но не шевелится, не кричит, губы только дрожат, хочет что-то сказать, не может.

А вот и наша доблестная полиция. Я псих. Сумасшедший, вот и должен вести себя подобающе. Скидываю со стола бумаги, запрыгиваю, размахивая стволом. Крик, смех, бешеная улыбка бывалого Джокера. Стул летит в окно. Нет. Никто не пострадает, но я должен всех убедить. Должен вернуться на свою игральную клетку, тогда Егорка вернется на свою. Шурик верно подметил, тут везде камеры. Сомнений остаться не должно.

Удар. Афанасьев лично на пол повалил, руки крутит. Второй раз за день в неудобном положении, мордой в пол. Забавное у судьбы чувство умора.

– Ты что здесь устроил, Макаров! – рычит, понимает последствия. Молчу, строя гримасы, в психушке были хорошие учителя. Ничего. Мне пора возвращаться домой. Жаль только, что Афанасьеву про Соню не успел сказать, шанса не выдалось…

Афанасьев поднял с пола разбитую лампу, устало облокотился о стол. После того, что устроил его подопечный, огребать придется всем отделом, включая руководство. Головы полетят, и его в первую очередь. Бессмыслица. Макаров, конечно, псих, справка имеется, но размахивать оружием в полицейском участке… Психиатр спишет на срыв. Похищение Егора могло стать триггером. И все же не вяжется. О существовании