не хотел показывать. Дочка пару месяцев назад маму нарисовала, но детское любопытство нельзя подвести. Протягиваю листок, подмигивая.

– Узнаешь?

– Это мама! – улыбается он, забирая рисунок.

– Сам маму сможешь нарисовать? – Кивает. Не напуган, общается уверенно, не стесняется. Где же он был? – Он что-то помнит? – спрашиваю я Алену, как только малыш увлеченно начинает черкать на листке. Она неуверенно садится на край кровати, теребит пальцы. Волнуется, мотая головой.

– Его нашли сотрудники полиции сегодня в шесть утра на детской площадке. Они думают, он просто сбежал. Что усыновленные дети иногда… – В глазах стоят слезы. – Но это не так! Его забрали, они его забрали…

– Я знаю, но больше вам ничего не угрожает, – обнимая жену, шепчу я. Спиной прижалась, как раньше. Егорка на соседней кровати пробежался по нам взглядом, забавно сморщив нос. Люська всегда так делала, когда мы обнимались за вечерним просмотром любимых фильмов. Неужели я еще могу все вернуть?

– Служба опеки приходила. Они считают, что я плохая мать. Проверяли, в каких условиях мы живем… Я ничего не прибрала, не успела… – Она на грани истерики. Глаза красные, осунулась.

– Аленка. Никто у тебя его не заберет. Ты самая лучшая мама на свете, Егорке очень с тобой повезло. – Это не попытка поддержать, я знаю, о чем говорю. В материнство жена всегда вкладывала всю душу, себя могла обделить, но только не ребенка. – Ты должна взять себя в руки. Дети все чувствуют. А ты сейчас на взводе. Ну же, улыбнись. – Провожу пальцем по ее щеке. Уголки рта немного приподнялись, она выдохнула, зарываясь лицом в плечо.

– Прости, – произносит с горечью. – Я даже не спросила, как ты здесь… Ты не хотел сюда возвращаться. Никто бы не хотел. Ты ради нас… Я…

– Алена, я здесь, потому что болен. К тому же док считает, что через год я могу выйти отсюда абсолютно здоровым и свободным человекам. Дождешься меня? – Глупый вопрос, хорошо, что звучит как шутка. Иначе было бы неловко обоим. У нее своя жизнь, жених… Это визит благодарности. В конце концов, Егора похитили из-за меня. И на что я надеюсь? Она мне ничего не должна.

– Хочешь шанежки с творогом? – выдает жена.

– Шанежки? Ты принесла шанежки и молчишь? – прищуриваюсь я. Знает, чем подкупить, улыбается.

– Нет. Прости… Я не успела ничего приготовить. Но завтра принесу, – несмело выдает она, глаза поднять боится. – Мы придем завтра, если ты не против.

– Ален, ты не должна. И в том, что я здесь, нет твоей вины. – Как бы я хотел, чтобы они пришли, но только не так. Не из-за чувства долга.

– Я знаю… Я хочу.

– Я тоже хочу, больше всего на свете, – улыбаюсь я, крепче прижимая жену к себе. – Господи! Шанежки с творогом, что ты делаешь со мной. А может, еще яблочный пирог?

– Я тоже пилог хочу, – выдает Егор, поднимая на нас глазенки.

– Будет вам пирог, – смеется Алена, устраиваясь на моем плече. Я счастлив. Черт возьми, я действительно счастлив!

Глава 17

Детская площадка

Березы, лучи слепящего солнца и мелькающая через красно-золотистые кроны карусель. Я сплю. Это тот же сон. Небольшая роща в квартале от нашего дома. Я знаю, что будет дальше. Детская площадка, горка и маленькая девочка, играющая в песочнице. Иду вперед. В юнгианской традиции повторяющиеся сны несут содержание, которые человек по тем или иным причинам не может осознавать или интегрировать в реальной жизни. Собственное подсознание не готово мириться с моим бездействием, заставляя испытывать стресс.

А вот и звонкий смех. Девчушка, сидящая спиной. Темные волосики каштанового отлива, заплетенные в косы. Тонюсенькая шея и зеленое платьице в цветочек с плотным воротничком. Ника. Малышка, которую я обещал спасти в прошлый раз. Нужно проснуться. Хватит! Я ничем не смогу ей помочь!

– Папочка, – поворачивается мой галчонок. Нет. Почему в этот раз все не так? Почему вместо Ники моя дочь?! – Помоги, – шепчет синюшными губами. Только сейчас замечаю на ее руках кровь. – Мне больно, папа…

– Галчонок, я рядом. Не бойся! – Бросаюсь к ней. На животе сквозное ранение. Инородных предметов нет. Мне уже плевать, что это сон. Я должен ее спасти. – Люся, доченька, ты должна потерпеть. Хорошо?

«Анатомия человека. Первая помощь» – Аленка подарила мне именно эту книгу на месяц нашего знакомства. Креативный сюрприз. Я долгое время искал в нем смысл и только сейчас нашел. Необходимо покрыть рану куском ткани в 8–10 слоев на входном и выходном проникающем ранении. Затем делаем фиксирующий тур и перебинтовываем. Футболки должно хватить. Жаль, подручной бутылки водки нет, это бы помогло обработать края.

– Солнышко, ты как? – не отвечает, держит меня за штанину. Вцепилась пальчиками. – Я почти закончил. Ты моя умница. – На руки беру, под ножки подхватываю. Необходимо сидячее положение с согнутыми коленями, иначе никак. Главное, чтобы сознание не потеряла. – Доченька, обхвати папу за шею, я куплю тебе самую большую пиццу, как только ты поправишься… Только не закрывай глазки.

Бегу в сторону дороги. Все, как в прошлый раз. Мы ходим кругами. Выхода нет, мне ее не спасти. Бред. Кого я обманываю?

– Папочка, я умру? – спрашивает Люся. Сердце замирает. Слезы на глазах. Не вижу, куда идти… Не могу… Ноги не слушаются. Нельзя останавливаться.

– Нет, галчонок, ты не умрешь, ты всегда будешь со мной. Малышка, я очень тебя люблю, – шепчу ей на ухо. Боль раздирает изнутри, но что мне еще остается ей ответить?

– Ты врешь, папочка. Я уже мертва, – отвечает Люся. Останавливаюсь. Дочка слишком легкая, практически ничего не весит. Кошка и то тяжелее. Смотрю… Вместо моей девочки на руках скелет в зеленом платьице в цветочек, с белым воротничком.

– Прости, – только и успеваю произнести, прежде чем проснуться.

Кошмар. Опять. Третья ночь в больнице. Стоит только закрыть глаза, проваливаюсь в пучину безумия. Но сегодня все иначе. Живо. Реалистично. До сих пор чувствую кровь дочери на руках. Все только начало налаживаться. Терапия дока помогает, Аленка заходит каждый день, с мальчонкой подружился. Даже Люська появляется все реже, или я сам гоню ее от себя. Мы почти не разговариваем. Она не понимает, злится, а я, кажется, начал понимать. Я должен отпустить, принять то, что действительно произошло. Но эти чертовы сны! Парадоксально. Мой собственный разум мне же враг.

Нужно переключиться, но не выходит. Если сопоставить факты, то именно я нашел тело дочери, уверял, что она жива. Должно быть, я действительно оказал ей первую помощь. Во сне происходит снижение мозговой активности, что помогает скрытым воспоминаниям выйти на поверхность, некорректно смешивая их с насущным положением. Поэтому Люся была в платье Ники – реверс временных границ. Мозг не дает покоя, осознавая, что с этой девочкой произойдет то же самое.

– Какого лешего меня должно это волновать?! Я должен думать о своей семье! – выкрикиваю в пустоту. Мозги закипают. Мне должно быть все равно, как и большинству людей в этом чертовом городе!

– А как же я? – звучит голосок за спиной. Галчонок. Со вчерашнего дня со мной и словом не обмолвилась. – Разве я не твоя семья?

Идиотизм! Если хоть на минуту прислушаться к словам дока, Люся – плод моего сознания, через которое разум выражает скрытые чувства. Пять долгих лет я жил одним желанием – отомстить. И что выходит сейчас? Я не могу отказаться от своей цели, несмотря на угрозы семье? Дьявол! Аленка приняла верное решение, подав бумаги на развод. Я причина ее бед. Все было хорошо, насколько это возможно, пока я вновь не появился в ее жизни.

– Чего ты хочешь? – спрашиваю. Сам знаю ответ. Должен от нее услышать. Глупо. Взрослый мужик, который ждет, что маленькая семилетняя девочка будет нести ответственность за его решения.

– Ты должен найти Нику, пока не стало слишком поздно, – со слезами выдает дочь. Я еще не видел, чтобы она плакала. – Только так ты сможешь помочь себе! – Смотрит на меня,