я, чего с меня возьмешь, мы плохо выполняем команду «сидеть». Поговори со мной, а? А то мне тут холодно и одиноко.

– О чем?

– Да о чем хочешь. – Далекий голос успокаивал, словно раздвигая узкие границы светового пятна впереди и отгоняя тьму. – А это правда, что вы уже взрослыми рождаетесь?

На этот раз наушник молчал чуть дольше, а затем возмутился:

– Астахов, ты вообще в школе учился?

– В начальной, – покладисто согласился Илья. – Так что? Врут?

И мама, и бабушка были врачами-генетиками с кучей регалий и научных степеней, а дед даже целым академиком. Илья как-то пытался читать его учебник – «Генная коррекция при аутоиммунных заболеваниях» – ничего не понял и плюнул, решив, что возиться с техникой ему нравится больше, чем с непонятными человеческими организмами. Но все его детство было наполнено мамиными друзьями и жаркими спорам на научные темы. Маленький Илья пробирался на кухню, и, забравшись на колени к матери, тихо сидел, слушая непонятные (но интересные!) разговоры.

И частым предметом обсуждения был вопрос: что проще, поправить геном, починив забарахливший орган, или вырастить этот орган отдельно и поменять? То, что вырастить клон человека в инкубаторе можно, только очень затратно и долго, Илья знал. Как и то, что подобные эксперименты были запрещены Конвенцией от 2078 года, когда человечество окончательно решило, что можно генетикам, а что нельзя. Но кого сейчас волнуют древние законы?

– Астахов! Мы просто рождаемся! Нормальным путем!

– Не понял, – честно признался Илья. – А зачем тебе родители модификацию заказали? Да еще такую… специфическую.

Те, кому не повезло с собственной генетикой, но повезло иметь приличный счет в банке, могли оплатить вмешательство в ДНК своего ребенка на стадии эмбриона. Например, его родители тоже перестраховались и заказали коррекцию своим детям, убирая незначительную возможность унаследовать семейные болезни. Но никому в голову не пришло еще в довесок кости уплотнить или мышечную массу увеличить. Зачем?

– Это не родители.

Илья сверился с приборами и чуть уменьшил скорость.

– Не знал, что при поступлении в СБ надо модификацию пройти… Точнее не знал, что она возможна.

– Модификация проводится в первые четыре месяца жизни. Взрослому человеку так изменить ДНК без последствий нельзя.

Цифры прыгали, сменяя друг друга… четыре… пять… шесть… Илья тупо смотрел на экран, повторяя про себя меняющиеся цифры и не зная, что сказать. Если модификацию заказали не родители, и не сама Рокси, то…

– Рокси, а… ты помнишь своих родителей?

– Нет, – равнодушно отозвалась Рокси. – Меня забрали в соответствии с Поправкой номер восемьдесят семь.

Илья был уверен, что детей, рожденных вопреки закону о контроле рождаемости, отдавали приемным родителям. Сотни семей, не имеющих разрешения на рождение собственного ребенка, законопослушно стояли в очереди на усыновление. У них даже интернатов как таковых не было, только центры временного содержания несовершеннолетних. Существовала, правда, еще одна версия, что этих детей уничтожают – Городу не нужен генетический брак. Но Ян самим фактом своего существования опровергал эту кровожадную легенду. Лишь слепой мог бы решить, что чернокожие папа с мамой являются биологическими родителями однозначно принадлежащего к европейской расе Яна. Как-то раньше Илье не приходило в голову, что судьбы у этих детей могут быть разные. Как не думал он о границах генной коррекции… Но это же дикость! Одно дело нарушения, как у Яна, поправить, и другое – вот так… универсального бойца сделать.

– Подожди… То есть тебя модифицировали без твоего желания? Так просто? Заранее решив, где ты потом будешь нужна?

– Меня спасли! Если бы не коррекция, я бы умерла еще в детстве. Сонар пискнул, и на защитном экране байка появилась красная полоса и цифры, показывающие расстояние до стены – впадина сужалась. Илья чуть повернул руль, забирая вправо.

– Рокси, это ненормально! Неправильно! Если тебе могли исправить карту, то почему не отдали на усыновление? Зачем модифицировать? Тебя просто лишили выбора, так же нельзя!

– У тебя был выбор! Тебе полегчало? Чистильщиком быть лучше?

– Да! – Илья резко дернул руль, огибая еще один выступ. – Я могу уйти, сменить работу! Меня не заставляли им быть!

– И я могу! Только, в отличие от тебя, я знаю, что такое долг! Мой долг – служить Городу!

– Как служить, Рокси? Разгонять демонстрации? Бить тех, кто вам ответить не может? Расстреливать безоружных людей? Хватать недовольных? Хорошая работа! Главное – благородная!

– Я обеспечиваю безопасность Города!

– О, да! Безопасность Города превыше всего!

Рокси не ответила, и Илья выплюнул:

– Продолжай служить… солдат!

Сонар запищал настойчивее, и пришлось сосредоточиться на управлении. Вот и поговорили. Но от бездны удалось отвлечься, однозначно. И чего завелся, знал ведь, с кем в паре идет. Какие к ней могут быть претензии, если ей с пеленок внушали мысль о «великом долге», даже не промывая мозги, а проводя жесткую стерилизацию этого лишнего для падальщика органа. Тут уже лечить нечего – кукла, она и есть кукла. Зато к кукловодам, решившим, что они могут тасовать человеческие судьбы как карты в крапленой колоде, раскладывая козыри в нужных местах, претензии были. Илья неожиданно подумал, что если бы с ним в паре пошел лично полковник, то совсем не сложно было бы поступиться своими принципами и понаблюдать в стороне, как бездна ловит свою жертву. Спокойно и с любопытством понаблюдать.

Нужную глубину Илья чуть не проскочил. Красный контур на экране байка замкнулся, показывая сузившийся провал, и Илья попытался оглядеться. Впрочем, впадина в этой точке была не настолько узкая, чтобы из ее центра рассмотреть стены. Дрон тоже не помогал, висел рядом, таинственно блестя зрачками камер, но подсказывать, в какой стороне валяется корабль (и как он валяется посреди впадины) не спешил. Илья решил начать осмотр с правой стены – она была ближе.

Через пятнадцать минут стало понятно, почему корабль не опустился на дно впадины, выбрав для своего последнего пристанища именно это место. Стена здесь выдавалась вперед, образуя широкий и плоский уступ, на котором и покоился корабль, опрокинувшись на бок и нависая носом над пропастью.

– Вижу объект. Глубина четыре двести семь, приступаю к осмотру.

– Поняла тебя, – сердито отозвался наушник.

Илья двинулся к стене: байк лучше оставить здесь, закрепив страховочный трос к скале, а вокруг корабля так поплавать.

Молекулярный диск загорелся красным, информируя, что намертво сцепился с камнем, и Илья активировал встроенные в перчатки модули управления буксировщиком. Трубки водометов, идущие вдоль предплечья, тут же засветились мягким синим светом, сигнализируя о готовности начать работу. Гидро-реактивные двигатели буксировщика на такой глубине были очень условно реактивными: максимальная скорость, которую они бы потянули на четырех тысячах, была