и больше ничего, никаких денег они от него не брали, боже упаси! Да и не за что было! Убитый любил угощать их чаем, кофе, показывать картины, вести беседы о нелегкой девичьей доле и всё, более, дескать, ничего не происходило. И только одна, худая брюнетка Тамара открылась следствию, что да, состояла с убитым в отношениях, но нерегулярных и некачественных, и что качество этих отношений зависело от качества покупаемой Ю.И. в аптеке за углом виагры. Жаль, но ее мужественная честность мало продвинула следствие.

К каким только тонкостям не прибегал во время допроса Столетов! На совесть работал! И «на пушку» девушек брал, и ставил им ловушки, и запугивал в меру, и ловил на несоответствиях. И только напрасно тратил свой талант, ни в чем серьезном никто из девушек не признавался. К тому же у всех оказалось алиби. Подружки Раи были в тот день на симфоническом концерте, слушали Малера, сопереживали по возможности и даже сохранили билеты, Люба встречалась с бывшим поваром ресторана «Шарман», а ныне безработным Витей Шаховым, Галя – с будущим мужем колумбийцем Фернандо, а Тамара планово посещала гинеколога.

Все рушилось. Теперь уж было не до победного галопа, доползти бы хоть как-нибудь, хоть на брюхе до конца следствия – вот о чем приходилось мечтать. Карьера молодого волка грозила не состояться. «Черт меня дернул связаться с этим делом, – думал Столетов. – Не моя была очередь мчаться на квартиру Жгута, а Ковригина Александра Петровича, вот пусть бы Ковригин и ковырялся в этой куче, ему все равно через год на пенсию вылетать. Так нет ведь, на самом первом деле… сам напросился и въехал по уши!»

Правда, просветы были. Однажды, как рука благосклонной к Столетову судьбы, объявился жэковский сантехник Рогов и сказал, что в день убийства ставил у Жгута новый смеситель в ванной.

Сыщик оживился, разговорил Рогова и узнал много интересного.

Что смеситель был итальянский, дорогой, что хозяин угощал его коньяком «Арарат» и рассказами про Америку, где недавно побывал, про то, как кудряво и весело там они живут. А также про то, что Жгут просил его, Рогова, не курить, потому что ждал девушку, которую давно не видел, и очень по этому поводу волновался. И про то, что, проводив Рогова до дверей, он дал ему штуку русскими и еще раз налил коньяку на посошок, что хозяин был хоть и еврей, но хороший, и что жалко, что его так по-гадски кокнули.

– Какую девушку? – тотчас зацепил вопросом сантехника Столетов. – Как зовут, какие-нибудь приметы ее он назвал?

– Без проблем, – кивнул Рогов. – Сказал, старая знакомая. А что? Не примета?

– Когда это было? В котором часу?

– Скажу. В три. Или в пять. Черт знает, уже темно было. Выкатываю я из подъезда, а тут девка, нос к носу. Только она была не одна. С мужиком, который что-то плоское тащил. В бумаге, серой такой.

– Описать можете? Девушку или мужчину.

– Без проблем… Девка как девка. Лет двадцати, самое большее, тридцати. Ну, и мужик тоже, нормальный… Да они, может, и не в его квартиру топали. Дом-то немалый, Сталин еще строил.

– Что он, как вы говорите, тащил?

– Говорю, плоское, в бумаге. Может, стекло, может, зеркало. Разберетесь.

Столетов про сантехника Рогова всё понял, дал ему подписать бумагу и больше не задерживал. Но жильцов подъезда на предмет прихода к ним девушки и мужчины в тот памятный день опросил дотошно. Результат получился неутешительный. Три пары девушек и мужчин посетили в тот день и в тот приблизительно час другие квартиры подъезда. Все они были установлены и допрошены, но никто из них о существовании Юрия Иосифовича и драме, случившейся у них буквально за стеной, когда они пили водку или чай с бисквитным тортом или просто предавались любви на плюшевом диване, и понятия никакого не имел.

Несмотря не все усилия, таинственную девушку и ее спутника с чем-то плоским в бумаге найти не удалось.

«Скорее всего, они несли убитому картину, – размышлял Столетов. – Для продажи или, скажем, совета – приобретать ли самим? Допустим, ну и что? Дело для коллекционера обычное. Пришли, показали и ушли. Вместе с картиной. Или картину оставили, брали, скажем, у Жгута на время, на комиссию, хотели продать – не вышло. Ушли, и убитый сам повесил ее на прежнее место. Лишних-то картин Лидия Павловна в квартире не обнаружила. Все картины на месте. И при чем здесь убийство? При чем бумага крафт отечественного производства? Всё. Никаких зацепок. Опять тупик».

Столетов потускнел. Подъезжая к дому, он вытряхивал себя из «Жигулей» и, не замечая вокруг ни звонкоголосой ребятни, ни опекающих их мам и бабушек, ни гавкающую со скоростью автомата крохотную пекинесу Сюсю с толстенной своей хозяйкой Лалой, ни дворника Юнуса, сгребавшего листву и пустые бутылки, отрешенно двигался к подъезду.

«Не справился, не потянул, – свербило у него в мозгу. – Москва это тебе не Вологда. А Вологда – не Москва».

Он с грустью вспомнил свое вологодское детство, Волгу, пацанов, первых пойманных ершей, первые прочитанные книжки. Честертон, Юлиан Семенов и зачитанный у соседа-железнодорожника Эдгар По – это они, они пробудили в мальчишке фантазию и интерес к сыску, они закачали первый адреналин в его жилы. Тайна, поиск, приключение – вот, что крепче отцовского ремня тащило его по правильной жизненной колее, заставляя, стиснув зубы, корпеть над учебником даже тогда, когда за окном, на майской травке дружки голосисто гоняли мяч. Повзрослев, он понял, что не ошибся, что приключение – это единственная вещь, которая никогда человеку не надоедает, пошел учиться на следователя и проявил талант. Замечательно все начиналось, и вот на тебе, получи на орехи…

Дни летели как бешеные, следствие проворачивалось на месте и вот-вот должно было утратить энергию и остановиться.

А тут еще некстати позвонила Лидия Павловна и поинтересовалась, как идут дела. На деле интересовало ее другое, говорить об этом Лидия Павловна не решалась, но, боже ты мой, все ведь было слышно в ее голосе, теплом и нежном, а Столетов, даром что следователь, ничего не слышал, не чувствовал и обижал своим бесчувствием хорошую молодую женщину, почти девушку.

И случилось то, что должно было случиться: Столетова вызвало начальство.

– Ну и что, Сергей Николаевич? – строго спросило начальство в лице полковника Андреева, любителя рыбной ловли и мотоциклов «Хонда».

– Работаем, Илья Владимирович, – угрюмо ответил Столетов. – Вся бригада напрягается.

– Плохо напрягается, – заворчал Андреев. – Время, отведенное законом на следствие, кончается.

– Знаю, – мрачно кивнул Столетов.

– А если знаете, так напрягайтесь туже! – повысил голос Андреев. –