class="p1">Вошла Наташа с подносом кофе. Молча поставила на стол и тихо удалилась по знаку Марьи. Маргарита сделала глоток без всякого вкуса и поставила обратно. Коломна вовсе не притронулся. Марья неторопливо, маленькими глотками пила свой кофе, думала. Маргарита взглядывала на царицу и не понимала, почему та так спокойна.

А потом Марья протянула ей документ. И Маргарита, вчитываясь, поняла, что Великая реформа Хранителей, затеянная ими якобы «ради безопасного мира и справедливого распределения благ», запрещала отныне всем владельцам Лонгира занимать государственные посты и руководящие должности. Наследственные короли и аристократы, получившие Лонгиры, должны были их сдать. Волшебникам, занявшим руководящие посты или ставшим во главе царств, предстояло выбрать: либо магия, либо должность.

Все, кто отказывались, объявлялись Верховными Хранителями вне закона, и Великая Конгрегация получала право исключить мятежников из своих рядов. Колдуны, сохранившие за собой царские полномочия, или властители, отказавшиеся сдать Лонгир, не считались более законными правителями. Все их указы и распоряжения объявлялись недействительными, монета, отчеканенная от их имени, более не признавалась и не принималась, все, кто продолжал им подчиняться, также объявлялись вне закона, а любой схвативший, обезвредивший или убивший мятежника получал безоговорочное помилование и достойную награду.

Маргарита перечитывала текст указа Хранителей снова и снова, пытаясь понять: зачем?! Зачем они это делают? Неужели только для того, чтобы сломать Марью с Бессмертным? Неужели не понимают, что тем самым ломают весь здешний миропорядок и не предотвращают войну, а, напротив, разжигают с невиданной доселе силой?

Она снова посмотрела на царицу. На гладком лице Марьи не отражалось ничего, кроме ночной усталости.

– Вас что, всё это не колышет? – не вытерпела Маргарита, взмахнув письмом из Малахита. – Это же конец вашей власти, конец всему. Они же решили вас уничтожить.

– Я знаю, Кошкина, – устало улыбнулась Марья. – Уже два с лишним месяца. Только ждала, когда они открыто объявят.

– Знали? – поразилась Маргарита. – Откуда?

– Брат рассказал. У него там свои источники.

– И вы молчали?! – вскочила Маргарита. – Знали всё это и молчали? И ходили как ни в чём не бывало?!

Марья неопределённо пожала плечами. Только теперь до Маргариты начало доходить странно отрешённое состояние царицы, только теперь она стала его понимать.

– И что теперь? – вопреки всему, она уставилась на Марью с надеждой. – Что мы теперь будем делать?

Марья задумчиво заправила упавшую прядь за ухо, медленно встала. Вышла из-за стола, подошла к Маргарите.

– Дай руку, – попросила она.

– Зачем? – испугалась Маргарита.

– Кошкина! – царица смягчила тон. – Вытяни руку, пожалуйста. Я не съем её.

Маргарита недоверчиво дала царице правую руку, мимоходом подосадовав на не слишком ровные и чистые ногти.

Марья сняла Лонгир и надела потрясённой Маргарите на палец.

То ли охнул, то ли икнул за спиной Коломна. Маргарита смотрела на заветный волшебный перстень и не могла поверить.

Вот чего она добивалась почти целый год! Вот зачем на самом деле послал её Шмидт! И вот теперь, когда этот заветный перстень, этот магический камень Лонгир у неё на пальце, она не знает, что с ним делать.

И Марья… Марья… Как она могла?! Как она решилась на это?!

Маргарита потрясённо смотрела на лицо царицы. В глубине тёмных глаз мелькнула безрадостная усмешка.

– Раз они так настаивают, я сделаю выбор. Откажусь от Лонгира.

– Почему я? – просипела Маргарита, не справившись с голосом. – Почему мне?

– Потому что ведьму из тебя сделать проще, чем царицу, согласись.

Порыв ветра, попавший в открытую балконную дверь, взметнул листы со стола, опрокинул подставку с карандашами и перьями, растрепал волосы Марьи и Маргариты.

Но похолодела Маргарита не от ветра. Дрожь пробрала её от слов царицы и того будущего, которое они открывали перед ней.

Она ещё не знала, хочет ли себе такое будущее. Но чувствовала уже, что отказаться от него не сможет. И что ничем хорошим это не закончится.

Эпилог

– Зачем ты вообще всё это начал? Вот зачем, скажи?

– Мне не нравился мир, который я видел. Мне захотелось придумать свой.

– Придумал?! Доволен?!

– Не то чтобы… Как оказалось, базовые законы человеческого бытия не переписать даже в сказке. Можно придумать волшебство, но не рецепт всеобщего счастья.

– Почему?

– Бессмертный, ты же самый умный герой в моей сказке. Подумай сам…

– Счастье одного порой в несчастье другого.

– Это – да. Но не только. Дело в базовых основах мироздания.

– Ты их закладывал. Ты придумывал свой мир и мог создать его каким угодно.

– Не мог. А если бы и мог – мир был бы другим. В нём не было бы тебя… и никого из вас… Да и вообще, счастливый мир не пошёл бы дальше первой страницы.

– Я всё-таки заварю себя чайку, ты не возражаешь? Раз разговор у нас затянется.

– Говори, старик.

– Да ты ведь и сам уже догадался, Бессмертный. Представь, что все люди в мире счастливы. Полностью. Безоговорочно. Безусловно. А теперь представь, что в этом случае происходит в мире.

– Ничего.

– Вот именно. Ничего. Ты сам ответил на свой вопрос.

– Это не ответ. Движение предполагает цель. Какую цель ты поставил? Чего хотел добиться от мира? От нас? От меня?

– Совершенства.

– Что?

– Тут как со смертью, понимаешь? Счастливый бессмертный мир, счастливый бессмертный человек – заманчиво, не так ли? Но этот мир неподвижен. И как бы ни был он совершенен – он не совершенен.

– Почему?

– Потому что не включает возможности.

– Прах тебя побери, старик! Ты ведь понимаешь, что из тысячи возможностей – девятьсот девяносто девять худшие?!

– Да. Но одна – лучшая. Всегда будет лучшая. Она-то мне и нужна.

– Зачем? Нет, подожди… С этим мы ещё разберёмся. Что делать с худшими? С отбракованными, как ты сказал?

– Нет, это ты так сказал…

– Не увиливай. Ты готов ими пожертвовать? Тебе их совсем не жалко?

– Жалко. До слёз жалко, Бессмертный. Худшего из худших я оплакиваю, как родного ребёнка, но горе – такое же непременное условие этого мира, как и счастье. Я ничего не могу с этим сделать, не изменив этот мир целиком. Тогда это будет уже другой мир. И другой человек. Точнее, уже не человек. Я попробовал провернуть это с одним лишь тобой. И видишь, что получилось. Ты потерял страх.

– Не совсем.

– Страх за свою жизнь. А это самое главное. К счастью, ты достаточно умён, чтобы сдерживать себя хоть в каких-то рамках. Но не все же такие умные. Может, попробуешь всё-таки? Крепкий чаёк, вкусный. Налить?

– Значит, человек обречён быть несчастным?

– Конечно нет, Бессмертный. Человек может быть счастливым. Каждый человек. Я тебе сейчас скажу