Тем дело и кончилось; Комитет по выбору целей не планировал других заседаний, но оставался в готовности.

Стимсон питал отвращение к бомбардировке городов. Как он говорил после войны в написанных от третьего лица воспоминаниях, «на протяжении тридцати лет Стимсон оставался защитником международного права и нравственности. Он многократно утверждал с позиций военного и члена правительства, что сама война должна быть ограничена соображениями человечности… Возможно, как он говорил впоследствии, его ввели в заблуждение постоянные разговоры о “точечных бомбардировках”, но он верил, что применение даже военно-воздушных сил может быть ограничено старой концепцией “законных военных целей”». Зажигательные бомбардировки относились к «тому типу тотальной войны, который всегда был ему ненавистен»[2607]. По-видимому, он считал, что даже атомную бомбу можно каким-то образом применять гуманно, о чем и говорил с Трумэном 16 мая:

Я страстно желаю ограничить деятельность наших ВВС, насколько это возможно, «точечными» бомбардировками, которые они так хорошо производили в Европе. Как мне говорили, это возможно и целесообразно. Репутация приверженца справедливости и гуманизма, которой пользуются Соединенные Штаты, является важнейшим залогом мира в ближайшие десятилетия. Я считаю, что те же правила непричинения вреда гражданскому населению следует, насколько это возможно, соблюдать и при применении любого нового оружия[2608].

Но военный министр имел над вооруженными силами, которыми он был назначен управлять, меньшую власть, чем ему хотелось бы, и девять дней спустя, 25 мая, 464 В-29 Лемея – почти вдвое больше, чем участвовало в его первом маловысотном налете с зажигательными бомбами 9 марта, – еще раз успешно выжгли почти 41 квадратный километр Токио. Правда, «Обзор стратегических бомбардировок» утверждает, что при этом погибло всего несколько тысяч японцев, в то время как число жертв более раннего комплексного пожара составило 86 000. Этот налет, произведенный в конце мая, наделал много шуму в газетах; Стимсон был в ужасе.

30 мая[2609] Гровс поехал из своего управления на Виргиния-авеню за реку[2610] и встретился со Стимсоном. Отчаяние последнего в связи с бомбардировкой японских городов дало толчок к судьбоносному разговору, о котором генерал впоследствии рассказывал интервьюеру:

Когда я был в кабинете Стимсона и обсуждал с ним какой-то вопрос, связанный с бомбой, он спросил меня, выбрал ли я цели. Я ответил, что у меня уже готов доклад на эту тему, и на следующее утро я собирался отнести его на утверждение генерала Маршалла. Тогда Стимсон сказал: «Значит, ваш доклад уже закончен, не правда ли?» Я сказал: «Мне еще нужно его проверить, мистер Стимсон. Я хочу быть уверен, что в нем все правильно». Он сказал: «Тогда я хотел бы на него посмотреть», а я сказал: «Дело в том, что он у меня за рекой, и его придется долго ждать». Он сказал: «В моем распоряжении весь день, и я знаю, как быстро работают ваши сотрудники. Вон там на столе стоит телефон. Позвоните по нему в свое управление и попросите их привезти доклад». Доклад привезли минут через пятнадцать или двадцать, и все это время я нервничал и волновался, что действую через голову генерала Маршалла… Но ничего поделать я не мог, и, когда я робко заметил, что считаю, что сначала этот материал следовало бы просмотреть генералу Маршаллу, Стимсон сказал: «На этот раз окончательное решение буду принимать я. Никто мне не будет указывать, что делать по этому поводу. По этому вопросу я главный, так что везите-ка сюда ваш доклад». Пока мы ждали, он спросил меня, какие города я собираюсь бомбить или какие цели. Я рассказал ему о нашем решении и сказал, что наиболее предпочтительной целью считается Киото. Этот город стоял в списке первым, потому что с учетом его размеров нам не пришлось бы сомневаться относительно воздействия бомбы… Он тут же сказал: «Я не хочу, чтобы Киото бомбили». И стал рассказывать мне о долгой истории этого культурного центра Японии, бывшей древней столицы, и о множестве причин, по которым он не хочет, чтобы этот город бомбили. Когда доклад привезли и я передал его Стимсону, он уже принял решение. Это не вызывает сомнений. Просмотрев доклад, он подошел к двери, отделявшей его кабинет от кабинета Маршалла, открыл ее и сказал: «Генерал Маршалл, зайдите, пожалуйста, ко мне, если вы не заняты». После этого министр попросту подставил меня, потому что безо всяких объяснений сказал Маршаллу: «Маршалл, Гровс только что принес мне свой доклад по предлагаемым целям». Затем он сказал: «Мне он не нравится. Мне не нравится идея использовать Киото»[2611].

Итак, по меньшей мере Киото, японский Рим, основанный в 793 году, знаменитый своими шелками и эмалями, центр буддистской и синтоистской религий с сотнями исторических храмов и святилищ, решено было пощадить, хотя Гровс еще в течение нескольких недель испытывал решение своего начальника на прочность. Также нетронутым остался и императорский дворец в Токио, хотя окружающий его город лежал в руинах. У разрушительной силы войны еще были пределы: мощность оружия все еще была настолько скромной, что позволяла делать такие исключения.

В четверг 31 мая Временный комитет должен был собраться при полном параде вместе со своей научной коллегией, а в пятницу 1 июня – с консультантами от промышленности. Комитет начальников штабов подготовил почву для этих заседаний, отдав 25 мая командующим на Тихоокеанском театре военных действий и Счастливчику Арнольду официальный приказ, определявший военную политику США в отношении Японии на ближайшие месяцы:

Комитет начальников штабов устанавливает плановый срок вторжения на Кюсю (операция «Олимпик») на 1 ноября 1945 г. с целью:

1) интенсификации блокады и воздушных бомбардировок Японии;

2) окружения и уничтожения крупных сил противника;

3) поддержки дальнейших действий для создания условий, благоприятных для решающего вторжения в промышленный центр Японии[2612].

Трумэн еще не утвердил вторжения в Японию. Один из его советников предлагал использовать морскую блокаду, чтобы голод заставил японцев сдаться. Вскоре президент сказал Комитету начальников штабов, что оценит имеющиеся варианты «с целью максимального возможного сокращения потерь американских жизней»[2613]. По оценке Маршалла, которую подтверждал находившийся на фронте Макартур, число потерь – убитыми, ранеными и пропавшими без вести – за первые тридцать суток после высадки на самый южный из Японских островов не должно было превысить 31 000 человек[2614]. Предполагалось, что вторжение на главный остров архипелага, Хонсю, с противоположного края равнины от Токио, принесет пропорционально бо́льшие потери.

Вернувшись из Южной Каролины в Вашингтон, Сцилард