преступлений и снабженным соответствующими документами, удавалось добиться взаимопонимания с местными властями. Есть примеры, когда губернская или уездная администрация отказывалась сотрудничать с «варягами» из столицы.

В декабре 1859 года московский военный губернатор П. А. Тучков писал министру финансов А. М. Княжевичу, что к нему поступили два рапорта квартального надзирателя С.-Петербургской полиции Телешева, «жалующегося на то, что московская полиция отказала ему в содействии к накрытию каких-то виновников по секретным поручениям, данных от Вашего Высокопревосходительства, министра внутренних дел и генерал-адъютанта князя Долгорукова <…> Имея честь сообщить о сем Вашему Высокопревосходительству, покорнейше прошу уведомить меня: действительно ли даны Телешеву в Москве секретные поручения, и можно ли допустить его к произведению накрытий, обысков и проч., по таким делам, о которых он не объясняет даже, в чем они состоят»[335]. Судя по раздраженному тону письма, петербургский чиновник — «столичная штучка» — навлек на себя неудовольствие местных властей вызывающей, по их мнению, манерой поведения — требовал содействия, не раскрывая деталей данного ему поручения. К тому же, как писал Тучков, он позволил себе «поступки, которые побудили к начатию о нем самом следствия». Княжевич поспешил уведомить Тучкова, что Телешову действительно выдан открытый лист «для обнаружения в Москве делателей фальшивых билетов», и просил отдать распоряжение, «чтобы чиновники московской полиции оказывали г. Телешеву законное содействие, не требуя от него кроме открытого листа других подробнейших объяснений». О цели секретного дознания, писал министр, «в подобных случаях принято за правило не входить даже с Высшими Начальствами в предварительные сношения, которые более или менее оглашаются между подчиненными лицами, при неосторожности сих последних, могут вредить успеху дела»[336].

В августе 1872 года пограничный комиссар майор В. Н. Смельский прибыл в Ковенскую губернию для расследования дела о ввозе в пределы Российской империи фальшивых билетов из-за границы. О своем визите к вице-губернатору Смельский доложил в Петербург следующее: «Он, несмотря на то, что я ему предъявил открытый лист министра, принял меня крайне сухо и, не дав мне даже руки при встрече, вынудил меня говорить с ним стоя, и что же он сказал мне: “Напрасно хлопочете; ничего не будет из Ваших работ; нечего искать в Ковенской губернии; да и кто Вы такой? Открытый лист ничего не значит; с подобными видами мало ли кто едет. У нас недавно тоже какой-то ездил по волостям, да бранил служащих должностных лиц. Вы должны иметь открытый лист от нас; и проч., и проч.” Словом, так много насказал, что я лишь только конфузился за него самого»[337]. Такой же прием ожидал майора и у губернского прокурора: «…и этот господин не оказал мне никакого пособия»[338].

В июне 1876 года Н. А. Юревич писал министру финансов о своей командировке в Ростов: «Подвергся я тама со стороны местных властей оскорблению и преследованию, — к чему не было с стороны моей никакого повода, кроме ходатайства об оказании содействия к исполнению возложенного на меня поручения»[339]. До получения из Петербурга телеграммы, подтверждающей личность чиновника по особым поручениям, надворного советника держали под караулом.

Впрочем, следует отметить, что образ действий некоторых государственных чиновников и полицейских чинов, приезжающих с полномочиями от министерства, действительно не отличался благонадежностью.

Так, в январе 1859 года помощник квартального надзирателя санкт-петербургской полиции Бремель известил начальство, что имеет «сведение о делателях фальшивых кредитных билетов и берется сделать розыск по этому предмету»[340]. Он был командирован в Москву для проведения следствия, получив в канцелярии министерства финансов 50 рублей на проезд. Вернувшись в феврале в Петербург, Бремель отчитался о поездке и просил выдать «ему еще 300 рублей, необходимых, по объяснению его, на окончательное обнаружение преследуемых им преступлений»[341]. Деньги — 300 рублей серебром — ему выдали с условием, «чтобы расходовать эти деньги только при уверенности в успехах дела»[342]. Помощник надзирателя вновь отправился в Москву и… пропал. В течение нескольких месяцев в министерстве финансов о нем не было никаких известий. Полицейское начальство также оставалось в неведении. 21 апреля 1859 года директор общей канцелярии министерства финансов Ф. Т. Фан-дер-Флит известил петербургского обер-полицмейстера П. А. Шувалова, что «Министерство Финансов находится в совершенной неизвестности о результатах возложенного на г. Бремеля поручения»[343]. В ответном письме Шувалов сообщил, что «помощник квартального надзиратель Бремель из Москвы еще не возвращался и никаких сведений об успехах производимого им розыскания о делателях фальшивых кредитных билетов от него не получено»[344]. Наконец, в конце мая в канцелярии министерства финансов стало известно о результатах поездки Бремеля. В письме от 23 мая 1859 года П. А. Шувалов сообщил Ф. Т. Фан-дер-Флиту: «Секретно. Милостивый государь Федор Тимофеевич. Командированный в г. Москву, для разыскания делателей фальшивых кредитных билетов, помощник квартального надзирателя Бремель ныне донес мне, что к разысканию делателей означенных билетов, с его стороны хотя были приняты все меры, но последствия сего розыска неуспешны, потому что лицо, по объявлению которого он командирован в г. Москву, скрылось от него и он, г. Бремель, действуя один, мог только до настоящего времени, в течение 4-х месяцев, достать лишь образцы фальшивых кредитных билетов, из коих восемь 3-х рублевого, один 10-ти рублевого, два билета 25-ти рублевого достоинств, которые представил ко мне»[345]. На этом командировка Бремеля и закончилась — «по безуспешности проводимого им розыска» ему было велено возвращаться в Санкт-Петербург. Чем закончился для «разоблачителя злодеев» этот вояж из Петербурга в Москву, мы не знаем, но достоверно известно, что подобные случаи были далеко не единичны.

Похожая история произошла в 1862 году, когда помощник письмоводителя канцелярии пристава следственных дел московской части Николай Салин подал докладную записку санкт-петербургскому военному губернатору графу А. А. Суворову-Рымникскому, в которой обязался разоблачить шайку фальшивомонетчиков количеством до 30 человек в Санкт-Петербурге и Москве[346]. Канцелярист просил денег на поездку в Москву и на расходы («Человек я бедный», — писал он в прошении), получил 150 рублей и отправился в Москву… Спустя несколько месяцев в канцелярию министерства финансов пришло письмо (от 28.10.1862) военного губернатора Петербурга, в котором он сообщил: «Генерал-адъютант Тучков уведомил меня, что Николай Салин, проживая в Москве с июня месяца, не только не оправдал доверия начальства, но оказывается даже человеком весьма неблагонадежным. Посему генерал-адъютант Тучков, принимая во внимание, что Салин, вызвавшись обнаружить известную будто бы ему шайку переводителей фальшивых денег, до сих пор не сделал никаких открытий в этом отношении и навлекает на себя подозрение в злоупотреблении данным ему правом на розыски, предписал московскому обер-полицмейстеру выслать Салина обратно в Петербург»[347].

В некоторых документах Сената и министерства финансов встречаются сведения