«Вот зачем надо было меня загнать в тело уголовника и при этом не дать никакой информации о его прошлой жизни? И теперь я как новорождённый младенец, ничего не понимаю и не помню. И даже не знаю, как себя вести с кучей знакомых и друзей. Приходится двигаться как слепой, на ощупь. Это неправильно,– с горечью констатировал я.– Мастер, если ты меня слышишь, так нельзя! Дай мне хотя бы минимум сведений о прежней личности».

Прохладный ветерок игриво потеребил футболку, пробежался по начинающему отрастать ежику волос, ударил в грудь и внезапно пропал. Затем взметнулся новым порывом, поднимая пыль и снова бессильно оседая. И в этом завывании ветра мне послышалось довольное хихиканье и тихое слово «хорошо», отпечатавшееся в мозгу.

«Чёрт, уже слуховые галлюцинации начинаются, надо заканчивать бегать и идти отдыхать домой, так и загнать себя можно»,– решил я.

После пробежки вырубился сразу, как только прилег на кровать.

И яркая картинка из прошлой жизни ворвалась в спящее сознание.

Толстая железная дверь с грохотом захлопнулась, оставляя смуглого паренька на пороге помещения.

Обитатели камеры знаменитого Московского СИЗО №2, называемого в народе «Бутыркой», с интересом рассматривали новичка. Я тоже приподнялся на локте, глянув на новоприбывшего. В тюрьме развлечений мало, и каждый новичок служит поводом устроить очередное шоу – «прописку» или проверить его «на вшивость».

Под прицелом десятков глаз уголовников парень чувствовал себя неуютно и нервно топтался на входе.

–Ну чего стал как не родной, проходи.– Татуированный лысый детина махнул рукой, приглашая заходить.– Обзовись для начала.

–Обозвать?– не понял паренёк.– Кого и зачем?

–Ха-ха-ха,– заржал лысый. Парочка «расписных» шестёрок похлипче угодливо захихикала, поддерживая вожака.

–Первоход, что ли? Ты обществу за себя поясни. Погоняло какое?

–Погоняло?– Смуглый паренёк задумался.– Это имя, что ли? Ашот я.

–По статье какой залетел?– деловито поинтересовался сидевший рядом с лысым невысокий коренастый мужик в серой футболке.

–206-я, ещё и 119-ю, часть первую, предъявляют,– вздохнул Ашот.

–О, так ты у нас баклан,– развеселился лысый,– хулиганишь, ещё и особо опасный. Мусорам сопротивление оказываешь?

–Случайно всё получилось,– понурился парень.– В ресторане гулял с родственниками. День рождения Карена праздновали. Дядя Баграм, когда выпивает, дурной становится. Начал официанту претензии предъявлять. Потом с какими-то ребятами зацепился. Тарелки разбил, бутылкой посетителя ударил. А когда менты появилась, сопротивлялся. Мы просто оттаскивали милиционеров от него, и одного я случайно ударил в возне. Не хотел, просто отмахнулся в горячке, когда он меня за плечо сзади схватил. Даже не видел, что это сержант был. Вот всех нас в участок и повезли. Могли вопрос на месте решить, но дядя Баграм пьяным много чего наговорил и наделал. Менты пошли на принцип, его, меня и ещё пару человек по статьям оформили. А я просто сержанту тем ударом губу разбил, поэтому дополнительно к 206-й статье 199-ю, часть первую прилепили.

–Складно базаришь,– ухмыльнулся лысый.– А кто ты по жизни?

–У нас несколько мест на разных рынках, фруктами торгуем, овощами,– ответил парень.

–Барыга, значит,– недобро оскалился уголовник.– А ты знаешь, что барыг здесь у нас не очень любят. Или, наоборот, очень. Кидают вялого на клык или долбят в очко всем хором. Будешь Маруськой, сладкий? Соглашайся, тема для тебя хорошая. Петухи в шоколаде живут, хоть и отдельно от правильных арестантов. Подарочки получают, хавкой снабжаются.

–Не буду,– сверкнул глазами парень.– Умру лучше.

«Молоток,– я почувствовал симпатию к смуглому.– Все правильно сказал».

–Да ладно тебе, Гвоздь,– с дальнего угла поднялся худой чернявый мужичок. Суетливые дерганые движения, хитрые масляные глазки, наколотая точка в уголке рта. Опытный арестант сразу бы всё понял об этом персонаже – местный петух, ещё и плотно сидящий на тяжёлой наркоте.

–Зря на парнягу наезжаешь. Я зырю, он нормальный пацан, честный фраер,– продолжил чернявый.– Дай краба, братан.

Неожиданный защитник вихлястой походкой пошёл к парню, протягивая руку.

Лысый, ухмыляясь, наблюдал за разворачивающимся «цирком».

–Анка, стоять, сука,– рычу я, спрыгивая со шконки.– Урою.

Петух испуганно замер с протянутой рукой.

–Ты чего лезешь?– злобно оскаливается лысый.– Рамсы попутал?

–За базаром следи, Гвоздь,– огрызаюсь я.– По беспределу зашкварить парня хотите? Так с вас за этот косяк спросят по-серьёзному.

–Кто?– потише и уже не так борзо спрашивает лысый.

–То, что вчера Потапыча от нас забрали, и ты с понтом сразу смотрящим стал, пока кто-то из авторитетных арестантов в камере не появился, ничего не значит,– объясняю ему расклад.– Ты своим беспределом на мусоров работаешь, недовольных и обиженных плодишь, пацанов от воровского отталкиваешь, куму стучать вынуждаешь. А за это спросят обязательно.

–По ушам ездишь,– бурчит татуированный.– Ничего такого я не делаю.

–Да?– усмехаюсь я.– За базар отвечаешь?

Лысый молчит.

–Я тебе, Гвоздь, напомню на всякий случай,– продолжаю я,– недавно по хатам маляву от воров кинули. Японец подписал, Дато Ташкентский, Авоська, Паша Цируль и ещё ряд не менее авторитетных людей. Забыл, что в ней было сказано?

Лицо Гвоздя смурнеет. По виску ползет, оставляя прозрачную дорожку, капля пота. Но уголовник продолжает хранить молчание.

–Так я тебе напомню ещё раз,– насмешливо смотрю на стушевавшегося лысого.– «Привет всем бродягам и путёвым пацанам. В первый раз попавшим объясните уклад и правильный образ жизни Дома нашего. Не допускайте беспредела. За него придётся держать ответ. Каждый опущенный или зашкваренный по беспределу – это пятно на деле воровском и работа на оперчасть». Всё понял?

–Я не беспредельничал,– бормочет лысый,– и…

–Ты именно беспредельничал,– обрываю его.– Пацан на хате в первый раз. Ничего не знает. А вы, вместо того чтобы уклад ему объяснить, как жить нужно в Доме, сразу зашкварить и опустить попытались. Ты прямо с порога начал его в петухи определять и Анку не остановил, когда она грабли свои дырявые к нему тянула. Но если хочешь, можем спросить у людей, что маляву подписали. Изложим ситуацию и попросим рассудить по понятиям.

–Не надо,– выдавливает Гвоздь.– Я всё понял. Косяк упорол.

–Вот и ладушки,– покладисто соглашаюсь я.– Эй, парень, как тебя кличут, Ашот? Чего у входа встал? Сюда иди. Здесь недалеко место свободное есть.

* * *

В зал успеваю попасть только вечером в четверг. Василий Петрович, держащий на лапах здоровенного мужика, останавливается. Делает движение рукой «отдохни, мол». И подходит ко мне.