разрушена как раз для подобных целей.

— Бежим, — коротко бросил Тал Тал. За стеной слышались крики гвардейцев. Мы бросились наутек, и только сейчас я заметила, что моя шляпа слетела, оставшись за стеной.

Мы пробежали пару кварталов, но так как погони не было, то остановились и перешли на шаг. Тал Тал куда-то уверенно вел меня. Я вырвала свою руку и, задыхаясь, сказала:

— Господин Тал Тал, у меня есть срочное дело…

— Письмо? — тут же выдал он с совершенно победоносным видом.

— Откуда вы знаете?

— Разве это не также очевидно, как и то что ты женщина.

У меня аж дыхание перехватило.

— Очевидно? Вовсе нет! Я должен вам сказать, что вы ошибаетесь.

— Это представление я с удовольствием посмотрел бы в театре теней, но сейчас оно уже перестало быть интересным.

Я прикусила губу от досады. Оскорбляет меня? Или откуда этот сарказм.

— Господин Тал Тал…

— Как вас зовут на самом деле? — прищурившись спросил Тал Тал. Он едва заметно улыбался, но не от того, что ему было весело. Это была совсем другая улыбка, которую можно было даже назвать опасной. Иногда люди прячут за улыбками разные эмоции. Кто-то смеется, когда хочется плакать. Кто-то улыбается, когда нервничает. А кто-то как Тал Тал улыбается, когда злится. Этот человек такой сдержанный, я никогда не видела, чтобы он смеялся от радости или веселья. Но вот его злая улыбка внушала мне некоторые опасения.

— Господин Тал Тал, — я решила пойти на пролом, — вы злитесь на меня?

Это сразу же стерло улыбку с его лица. Тал Тал совсем не любил, когда кто-то читал его эмоции.

— Нет.

— Это из-за того, что вы не сразу поняли?

— Я же сказал, что понял это почти сразу.

— Это почти не дает вам покоя? Но тот факт, что я не собиралась вас обманывать, вас успокоит?

— Я спокоен, а еще вы собирались меня обмануть и даже обманули.

Я не понимала его манер. Он постоянно перескакивал с обращения ты на вы, словно не мог определиться как вести себя со мной.

— Не вас лично, это был более глобальный обман.

— Что значит глобальный?

— Эм…ну это значит обширный.

Тут он успокоился, как мне показалось.

— Я еще докажу вам, что вы можете на меня рассчитывать и доверять.

Он встал в полоборота.

— Что насчет письма?

— Вам же ваши шпионы уже донесли.

— Да, — он покачнулся.

— Оно у Ен Бин Су в чайном доме.

— Ты туда собралась?

— А вы будете обращаться ко мне на ты или вы?

— Соблюдайте приличия, — бросил он, — и оставьте этот дерзкий тон.

— Хорошо, мне надо в чайный дом, я пойду, вы остановили меня, чтобы что? — почему-то разозлилась я.

— Чтобы помочь, — вздохнул Тал Тал, — вы уже втянули меня в эту игру, и теперь мой долг идти до конца.

— Тут вы правы.

— Каков ваш план? — спросил он не без иронии. Словно всегда знал, что у меня его нет.

— Я хочу… ну типа…влезть в окно, — растерянно ответила я, мучительно краснея.

— У меня есть план получше.

— У меня такое чувство, что если бы у меня правда был план, вы бы все равно произнесли эту фразу, потому что заготовили ее.

Тал Тал усмехнулся и повел бровью, как бы признавая мою правоту.

— Что за план?

— Стратегема красотки, — довольно сообщил Тал Тал.

Дайду. Дворец Тал Тала.

Я стояла в ванной комнате, если это можно так назвать купальни во дворце. Я только что искупалась, служанка причесывала мои волосы. На мне пока ничего не было одето кроме нижнего белья, что по тем временам представляло собой плотно прилегающую безрукавку из шелка и широкие шаровары с низким шагом, то есть они висели почти до колен. На ступнях шелковые носки с загнутыми кончиками.

— Ну вот, теперь надо облачиться, госпожа, — довольно заявила служанка, осматривая меня.

Я поежилась. Представляю, что она сейчас думает. И как часто Тал Тал приводит сюда женщин? Почему я об этом беспокоюсь?

Подошли две девушки и помогли мне облачиться в два шелковых халата. Один с узкими рукавами, другой с очень широкими. Сверху прикреплялся пояс с аксессуарами в виде зеркальца, ножичка и других мелочей, в уши серьги и макияж на лицо. Косметика к тому времени существовала уже в полном наборе: рисовая пудра, подводка для бровей и глаз, наклеенные мушки и конечно алая помада.

— Очень красиво, госпожа, — радостно отметила служанка.

А своей подруге она шепнула:

— Господин впервые привел женщину, хоть она и куртизанка, к тому же цветноглазая, а я все-таки рада.

Я громко кашлянула, так что глаза чуть не заслезились. В дверь постучали. Служанки засуетились, расправляя складки моего халата. Одна из них прокричала:

— Господин, она готова!

— Я жду, — произнес Тал Тал из-за дверей.

— Зеркало есть, — охрипшим от волнения голосом спросила я служанок.

— Да, госпожа.

Девушки продемонстрировали мне большое натертое до блеска серебряное блюдо. Я с волнением осмотрела себя. Белый халат изобиловал вышивками в виде переплетающихся лилий, украшения в волосах также были белыми лилиями. Серьги представляли собой фигурки серебристых ласточек. Мои русые волосы с рыжеватым отливом были не очень длинные, где-то до лопаток, к тому же не такие густые и ровные как у китаянок или монголок. Скорее они представляли собой пушистую волнистую массу. Из такого было сложно сотворить прическу, модную по тем временам. Но девушки постарались как могли, основная масса волос собиралась в высокую дульку, остальные превращались в некие бантики и завитки, украшенные обилием цветов и заколок с звенящими висюльками.

Мне показалось, что эта прическа, нежные украшения и это одеяние с лилиями мне невероятно шло, но все же я не была уверена. Я впервые в жизни выглядела так нарядно. От этого сильное волнение и присущая мне неловкость стали только заметнее. Щеки горели румянцем.

В дверь еще раз постучали, как бы призывая меня поторопиться. Я несмело пошла туда, розовые сапожки, которые мне дали были не очень удобны и сильно жали.

Потому когда я выходила, чтобы предстать в своем женском обличии перед Тал Талом, то я споткнулась о порог, зацепилась рукавом за ручку двери, и от стеснения правый глаз начал слезиться, а подводка слегка потекла. Щеки пылали как два наливных яблочка.

Вместо эффектного появления я предстала в самом невыгодном свете. Тал Тал внимательно следил за тем, как я пытаюсь принять нормальную позу и вытереть глаз.

— Как удивительно, — произнес он, когда я застыла, комкая рукава в пальцах, — ты и не мужчина до конца, ничего что положено мужчине ты не умеешь. Ни сражаться, ни владеть