Шрифт:
Интервал:
Закладка:
По сравнению с контрольной группой животные из групп острого и хронического стресса в ходе исследования похудели, это свидетельствовало о том, что условия стали для них настоящим испытанием. Обе группы реагировали на стресс, «прикладываясь к бутылке»: всего через день жизни в тесноте они стали потреблять существенно больше спиртного, чем контрольная группа. Это интересно, но едва ли неожиданно. Более красноречивы различия в поведении групп, испытывающих острый и хронический стресс. В группе острого стресса потребление алкоголя оставалось довольно стабильным и к концу недели примерно соответствовало потреблению в контрольной группе, в которой со всей очевидностью сформировался умеренный интерес к новому напитку. Напротив, крысы, подвергавшиеся хроническому стрессу, «пьянствовали» истово, и потребление алкоголя в их группе достигло такого уровня, что Фрэнсис Скотт Фицджеральд почувствовал бы себя посрамленным (рис. 3.1).
Авторы исследования пришли к выводу, что к временному воздействию стрессовых факторов легко адаптироваться без помощи химических веществ, но долговременный стресс толкает к постоянному употреблению жидкого утешителя в количествах, которые приходится со временем увеличивать.
Пожалуй, авторы этого исследования весьма жестоко обошлись с крысами. Однако переход нашего биологического вида от малых групп охотников-собирателей – от образа жизни, который мы вели на протяжении почти всей эволюционной истории и разделяли с нашими ближайшими родичами и предками, – к жизни в оседлых земледельческих обществах сопровождался аналогичным сильнейшим потрясением.
Рис. 3.1. Потребление алкоголя за один день и за семь дней крысами из контрольной группы и групп, испытывавших острый и хронический стресс{224}
Грег Уэдли и Брайан Хэйден, сегодняшние видные сторонники гипотезы «пиво раньше хлеба», утверждают, что неолитическая революция, то есть переход к земледелию, значительно усилила как скученность, так и неравенство. Группы охотников-собирателей, по всей видимости, включали от 20 до 40 человек, бродивших по огромной территории в поисках дичи и съедобных растений. Люди, пережившие революцию образа жизни, впервые случившуюся в Плодородном полумесяце, когда мобильные охотники-собиратели начали селиться на земле в составе намного более многолюдных оседлых сообществ, должны были чувствовать себя как крысы, запертые в слишком маленькой клетке с довольно-таки дрянной едой. Этот процесс, безусловно, сопровождался заметным ухудшением качества и разнообразия пищи – переходом от широкого разнообразия дичи, растений и фруктов к рациону на основе дающего чувство сытости, но безвкусного хлеба и других крахмалистых продуктов. Попутно наблюдался неуклонный стремительный рост плотности населения и неравенства. Уже 12 000 лет назад, отмечают Уэдли и Хэйден, в деревнях Плодородного полумесяца жили от 200 до 300 человек и наблюдались признаки существования частной собственности, неравного распределения богатства и социальной стратификации. С тех пор ситуация очень быстро и сильно стала ухудшаться.
Практические исследования доказали, что в отношении реакции на стресс алкоголь влияет на человека так же, как и на крыс, как и следовало ожидать после нашего знакомства с физиологическим воздействием спиртного в главе 2. В ходе одного классического исследования{225} добровольцев-мужчин из Университета Индианы подвергли воздействию, пожалуй, еще более сильных стрессовых факторов, чем условия переполненной клетки. Их заставили смотреть, как на цифровых часах ведется обратный отсчет от 360 до 0, по окончании которого они должны были получить болезненный удар электрического тока или без подготовки произнести на камеру речь на тему «Что мне нравится и не нравится в моем внешнем виде». Затем группа судей должна была оценивать эту речь с точки зрения открытости выступающего и уровня невротизма. (Очевидно, до 1980-х гг. получить согласие людей на участие в экспериментах было намного проще, чем сейчас.) Уровень стресса участников постоянно оценивался по таким косвенным показателям, как частота сердцебиения и электрическая проводимость кожи (увеличивающаяся со стрессом), а также ими самими с помощью «круговой шкалы тревоги». Это устройство, напоминающее диск телефона, испытуемые должны были поворачивать в соответствии со своим психологическим состоянием, выбирая значения от 1 («совершенно спокоен») до 10 («крайне напряжен»). Кроме того, до и после эксперимента у них измеряли кровяное давление и содержание алкоголя в крови и просили оценить свое настроение.
Для того чтобы учесть «влияние ожиданий» или обусловленных культурой представлений о том, как скажется на них алкоголь, экспериментаторы использовали плацебо-сбалансированное исследование. Каждый испытуемый выпил напиток, который напоминал водку с тоником со вкусом лимонного сока, но каждая группа получила свою информацию о том, что они пьют. Первой группе сказали, что это водка с тоником, как оно и было; второй группе было сказано то же самое, но ее члены пили один тоник, без водки. (Оказалось, что при характерной для коктейля крепости напитка, как в исследовании, спиртосодержащая и безалкогольная версии неотличимы на вкус.) Третьей группе сообщили, что они пьют простой тоник, но в стакане был коктейль с водкой. Наконец, четвертой группе дали безалкогольный коктейль и честно об этом сообщили. У испытуемых, получивших спиртное (группы 1 и 3), уровень алкоголя в крови составил около 0,9 промилле (‰), чуть выше уровня, до которого разрешено управление транспортным средством. В ходе эксперимента электропроводимость кожи и сердцебиение у них усилились меньше, а воспринимаемый уровень стресса и тревоги оказался ниже. После эксперимента они, по собственным словам, чувствовали себя бодрее, чем участники контрольных групп. Примечательно то, что влияние алкоголя целиком и полностью объяснялось фармакологическими свойствами этанола: испытуемые из группы 2 не продемонстрировали ни физиологических, ни психологических эффектов плацебо.
Это исследование, проведенное в 1980-х гг., с тех пор подкреплялось массивом литературы, доказывающей наличие «амортизирующего воздействия алкоголя на стрессовую реакцию»{226}. Легкое опьянение смягчает наш физиологический и психологический отклик на великое множество стрессовых факторов, как физических (громкие звуки, удары электрического тока), так и социальных (публичное выступление, разговор с незнакомцем). Этот успокаивающий эффект обусловлен сложным и многообразным воздействием спиртного на организм человека, включающим как стимулирующую (прилив энергии, легкая эйфория), так и угнетающую (расслабление, снятие мышечного напряжения, когнитивная близорукость) функцию{227}.
Вернемся к крысам. Стресс, вызванный скученностью, – не единственное, что заставило их пить. Они «прикладывались к бутылке» и из-за разрушения системы социальных взаимодействий. Подчиненные особи, постоянно вынужденные жить вместе с более доминантными и территориальными самцами, пили значительно больше спиртного, чем их сородичи из контрольной группы, имевшие возможность спокойно жить отдельно, а также начинали пить больше после того, как их обижали доминантные самцы{228}. Уэдли и Хэйден сухо замечают: «Злоупотребление спиртным у людей, вероятно, вызывается аналогичными ситуациями». Вполне возможно, как говорилось в главе 1, «биологическое облагораживание» бедного витаминами и микроэлементами зерна путем брожения принесло пользу древним земледельцам, пытавшимся выжить на однообразном рационе, но намного важнее были психологические эффекты спиртного, «веселое сердце и счастливая печень», даруемые богиней пива, которая облегчает тяготы жизни, «проливая возлияние на кирпич судьбы».
Прекрасную иллюстрацию этой социальной функции алкоголя можно найти в фильме «Пир Бабетты» (1987). Его действие происходит в маленькой обособленной общине суровых пиетистов в глухом углу датского побережья. Они ведут экономную, аскетическую и совершенно трезвую жизнь, полностью отказавшись от алкоголя и других одурманивающих веществ. Главная радость для них – регулярные религиозные церемонии, вызывающие чувство сродни экстазу (во всяком случае, с точки зрения датчан). Ими руководит харизматичный лидер общины. Когда он умирает, сплачивающая роль этих богослужений слабеет, и община начинает распадаться. Вновь вспыхивают застарелые распри, припоминаются былые прегрешения, и церковные собрания начинают больше напоминать сборище недовольных шимпанзе, чем управляемую гармонию пчел. В конце концов мир в общине восстанавливает разгульное ночное пиршество, организованное чужачкой Бабеттой, французской поварихой, вынужденной когда-то бежать из революционного Парижа. Пир Бабетты предлагает гостям невиданное разнообразие сложных и редкостных блюд, но невозможно не заметить, что движет и смазывает этот механизм непрерывно льющийся поток завозного первоклассного спиртного.