В ходе застолья напряжение спадает, звучат шутки и восстанавливаются былые дружеские узы. Трудно себе представить лучшее художественное изображение снятия стресса и устранения межличностного конфликта, которыми сопровождается постепенное повышение содержания спирта в крови участников. Люди могут достичь состояния коллективного разума самыми разными способами, но возлияние, бесспорно, самый быстрый из них.

Поэтому неслучайно погоня за снижением стоимости обслуживания на авиарейсах, превратившая полноценный бесплатный обед времен моего детства в скупую раздачу тощих пакетиков с крекерами в сегодняшнем экономклассе, не коснулась лишь одного – возможности взять спиртное. Люди нашли способы не отрывать друг другу пальцы и уши, когда оказываются в тесноте или вынуждены работать, подчиняясь другим, и один из важнейших среди них – употребить правильное количество слабого психотропного средства. Сегодня мы предпочитаем откладывать снятие стресса химическими средствами на конец рабочей недели, расслабляясь с помощью одной или двух рюмок спиртного дома или в баре. Наши предки, напротив, обычно сбрасывали напряжение пивом, довольно слабым по современным меркам, и распределяли это самолечение по всему рабочему дню. В любом случае, если сторонники теории «пиво раньше хлеба» правы, спиртное не только стимулировало создание цивилизации, став для древних сельских тружеников причиной осесть на земле и выращивать зерно, чтобы его сбраживать, но и явилось бесценным средством контроля психологического стресса, сопутствовавшего этому радикальному изменению образа жизни{229}.

Сотрудничество на химической основе:

IN VINO VERITAS

В предыдущей главе мы говорили о том, что почти все дела человеческие вращаются вокруг отношений, основанных на доверии, а эмоциональная привязанность позволяет нам справляться с дилеммами кооперации, которые иначе были бы неразрешимы. Коллективно живущему примату крайне необходимо научиться доверять другим. Однако мы пока не упоминали, что отношения взаимной привязанности при очевидных преимуществах страдают от своеобразного отклонения в коммуникациях – притворства. Если я смогу сделать вид, будто предан вам (ярко и убедительно изображу, как привязываю себя к мачте, наподобие Одиссея, но оставлю узлы незатянутыми), то воспользуюсь всеми выгодами привязанности, не неся никаких издержек. В рамках дилеммы заключенного – задачи на кооперацию, которую мы рассматриваем в этой главе, – я отделываюсь одним месяцем за решеткой, а вы гниете в тюрьме три года. Вы помогаете мне перевезти мой диван, но, когда вам нужна встречная услуга, у меня волшебным образом приключается боль в пояснице или спущенная шина.

Поэтому, чтобы пользоваться преимуществами подлинного коллективизма, люди должны научиться доверять, но не безоглядно. Эта необходимость стала движущей силой эволюции различных способностей для того, чтобы оценить искренность и надежность других, в том числе умения понимать микромимику, тон голоса и язык тела{230}. Исследования показывают, что мы анализируем и оцениваем, насколько другие заслуживают доверия, практически в момент встречи с ними. Участники одного исследования выносили суждение о том, внушает ли доверие лицо человека, в пределах 100 миллисекунд, и эти суждения не изменялись даже после получения дополнительной информации или по прошествии времени{231}. Наша склонность мгновенно расценивать людей как возможных союзников или наоборот появляется на довольно ранней стадии развития: дети старше трех лет быстро и охотно классифицируют лица как «злые» или «добрые»{232}. Эти интуитивные оценки характерны для всех культур и играют удивительно важную роль даже в официальных ситуациях, например в ходе судебных слушаний или политических выборов, когда, казалось бы, люди должны оцениваться по более объективным и рациональным критериям.

Интуитивное восприятие важно и при обсуждении проблем кооперации в играх на создание общественного блага, примером которых служит дилемма заключенного. В одном эксперименте{233} незнакомцам, разбитым на пары, было предложено общаться в течение 30 минут, а затем сыграть в дилемму заключенного как игру с одним периодом, где предлагался реальный стимул к обману. Кооперирующиеся пары смогли быстро сблизиться и впоследствии решили дилемму, получив наилучший общий результат. Что интересно, предатели также сумели распознать своих «собратьев» – партнеров, склонных к отступничеству, – и уклонились от кооперации, было очень мало случаев несовпадения, когда предателю удалось получить выигрыш за счет коллективиста. Этот результат был многократно успешно повторен, и похоже, что точные прогнозы поведения делаются на основе неявных признаков, обнаруживаемых в мимике, телодвижениях и тоне речи{234}.

Когда необходимо решить, доверять ли кому-то или не стоит, мы предпочитаем полагаться на такие сигналы, как проявление эмоций и тонкий язык тела, поскольку они относительно независимы от сознательного контроля. Мы знаем, по крайней мере неосознанно, что должны следить за префронтальной корой, центром холодного расчета и эгоистичного интереса, поэтому интуитивно предпочитаем оценивать надежность другого по сигналам, выходящим за рамки ее контроля. Эмоции воздействуют непосредственно на живую, бессознательную часть нашего мышления. Они появляются ни с того ни с сего, и их очень трудно контролировать, как прекрасно известно каждому, кто пытался подавить искреннюю улыбку или скрыть страх.

Понимание внешнего выражения эмоций как честных, слабо поддающихся имитации сигналов в современной научной литературе восходит еще к Чарльзу Дарвину, хотя эта коммуникативная функция эмоций была отлично известна мыслителям Древнего Китая и Древней Греции{235}. Люди способны быстро и точно распознавать и классифицировать эмоции, наблюдаемые у других{236}, а эффективно пресечь эмоциональную «утечку» через мимику или тон речи очень трудно{237}. Мы мастерски отличаем искренние улыбки и естественный смех от натужных. Дело в том, что эти два вида демонстрации эмоций используют разные мышечные и голосовые системы{238}, и те, что работают при искренних эмоциях, намного меньше контролируются сознанием. Участвуя в играх на общественное благо в реальной жизни, люди более склонны доверять – идти на больший риск и, следовательно, больше выигрывать – при взаимодействии с партнерами, которые искренне улыбаются, а не изображают улыбки{239}. Люди охотнее прощают партнера-отступника и возвращают ему свое доверие, если он краснеет, поскольку румянец стыда – это классическая непроизвольная реакция{240}.

В ходе одного неоднозначного, но изящного исследования{241} психолог Линн тен Бринк и ее коллеги закодировали взятые из реальной жизни видеоклипы, в которых индивиды эмоционально просили общественность предоставить информацию для розыска пропавшего родственника. В половине случаев говорящие лгали и, на основании неопровержимых вещественных доказательств, были впоследствии обвинены в убийстве разыскиваемых близких. Хотя участники исследования не знали, кого из людей на видео в дальнейшем поймали на имитации глубокого отчаяния, они сумели их распознать, сосредоточившись на группах лицевых мышц, которые трудно сознательно контролировать. У убийц меньше работали истинные «мышцы скорби» (corrugator supercilii, depressor anguli oris[24]) и больше – мышцы, участвующие в фальшивой улыбке (большая скуловая) и сознательных попытках изобразить горе (мышцы лба).

Таким образом, надежность связывается у нас в уме с впечатлением искренности и спонтанности эмоциональных проявлений{242}. Это здравый подход. Мы не доверяем людям, которые выглядят бесчувственными или неискренними. Возвращаясь к аналогии с Одиссеем и сиренами, можно сказать, что такие люди не привязали себя к мачте или привязали слабо. Мы предпочитаем капитана Кирка мистеру Споку, что подтверждается недавней экспериментальной работой, свидетельствующей, что люди лучше сотрудничают в играх на общественное благо, если вынуждены быстро принимать решение или получают инструкцию доверять своей интуиции{243}. Если предложить им поразмыслить или заставить помедлить с принятием решения, в дело вторгается рациональный ум и заставляет их хитрить в ущерб общему благу. Неслучайно религиозные и этические системы всего мира на протяжении всей истории связывают спонтанность и искренность с твердостью нравственных устоев и притягательностью для окружающих{244}.

Таким образом, наша способность одолеть неискренность имеет принципиальное значение для общественной жизни людей, и мы очень хорошо выявляем потенциальных партнеров по мимолетному впечатлению. Похоже, люди справились с главной опасностью для своей общественной жизни – опасностью лицемерного злоупотребления привязанностью – с помощью хитроумного эволюционного трюка: мы научились обращать внимание на бессознательные эмоциональные сигналы. Используйте их для оценки потенциальных партнеров и просто избегайте тех, кто кажется вам нечестным.

К сожалению, эволюция никогда не отдыхает. По мере того как львы становятся все быстрее