Я перевела дух и опомнилась.

– Прости, Витечка…

– Ладно… – Витя вздохнул. – Положение у Сереги сложное, скрывать не буду. Нужно думать, как ему помочь. Ладно, я пойду, а то мама, наверное, все глаза проглядела. Когда меня нет, она у окна ждет… А ты постарайся успокоиться, не трать силы на пустые переживания, они тебе еще пригодятся. Вот говорил же я вам, что Сереге нужно уехать!..

Витя ушел. Я не стала его удерживать, мне нужно было побыть одной.

Тишина пустой квартиры спеленала меня как саван. Мне ничего не хотелось – ни есть, ни пить, ни двигаться, ни думать. Кое-как я заставила себя подняться, смести с пола осколки вазочки, выбросить их в мусорное ведро и отправить следом подгоревшую картошку. Потом ушла в спальню и забралась с ногами на диван, закутавшись в плед. Нужно было подумать о том, о чем думать было страшно – в тот день, когда Сергей сказал мне о смерти Володи, я видела кровь на его куртке…

Как я могла про это забыть! Ну да, я тогда вообще не была уверена, что это кровь, я подумала тогда, что это похоже на кровь… Значит это и вправду была кровь… Той же группы, что у Володи…

Где Сергей мог выпачкаться в крови? А если это – Володина кровь, то где он мог выпачкаться в Володиной крови?.. Нет, не могу об этом думать, не могу!

Почему я тогда сразу не постирала эту куртку и вообще забыла о ней?.. Ну да, эти пятна были еле заметны, я вообще увидела их только потому, что куртка оказалась прямо у меня перед глазами, это была случайность… У Сергея черная куртка, на ней плохо заметна грязь… Ах если бы я ее тогда постирала, теперь все было бы иначе…

Ох нет, о чем я только думаю… Ведь если это Володина кровь, если Сережа… Нет, нет, он не мог. Не мог, и все!

Как я вообще могла об этом подумать? Чтобы Сережа кого-то убил… Он добрый, он мухи не обидит…

Мне ярко вспомнился один эпизод из нашей с Сергеем совместной жизни. Как-то мы с ним сговорились встретиться после работы в университетском парке у фонтана. Я пришла первой и, сидя на скамейке под кустом сирени, любовалась летним днем, поглядывая в сторону аллеи, откуда должен был появиться Сережа. Кто-то то ли бросил на асфальт, то ли уронил и не стал подбирать несъеденный пирожок, он лежал как раз посреди аллеи, и над этим куском счастья упоенно трудилась стайка воробьев. Птахи торопливо расклевывали добычу, суетясь и бранчливо чирикая. Птиц то и дело распугивали прохожие. Они шли по своим делам, и никому из них не было дела до мелкой живности, суетящейся под ногами. Воробьи вспархивали, разлетались в стороны и, переждав, снова сбивались в кучку вокруг своей добычи.

Тут появился Сергей. Как всегда, думая о чем-то своем, он шел прямо на пичуг, но, не доходя нескольких метров, вдруг остановился как вкопанный, а потом обошел воробьиный пир по широкой дуге. В тот момент я поняла: это мой человек!

Эти слова – «мой человек» – я говорила себе про Сергея еще не раз, по самым разным поводам. А теперь что? Поверить, что мой добрый, все понимающий, мой любимый Сережка вдруг превратился в монстра, убивающего направо и налево? Ну нет, не дождетесь!

Паниковать рано, может быть, экспертиза покажет, что кровь на Сережиной куртке вовсе не Володина, и все подозрения рассыплются, как карточный домик. Но и сидеть, сложа руки, нельзя. Завтра я пойду к Лавровым. Я поговорю с ними, я попытаюсь их убедить, что чудовищно глупо подозревать Сережу в убийстве Володи. Из-за какого-то наследства, господи!.. Я посмотрю им в глаза… Я попытаюсь понять, кто из них тот самый аноним, позвонивший в полицию. В том, что аноним – один из этой семейки, я не сомневалась. Все, что происходит, крутится вокруг Лавровых, и вряд ли сюда затесался кто-то посторонний…

Уснуть мне удалось только под утро, и проснулась я с больной головой, ломотой во всем теле и ознобом. Не хватает только заболеть…

Я выпила горячего чаю, но лучше мне не стало. Впрочем, это было даже кстати, потому что я собиралась откосить от работы, и плохое самочувствие было хоть каким-то оправданием.

Я позвонила нашей директрисе Ирине Васильевне и сказала, что плохо себя чувствую и хочу взять отгул. Видимо, голос мой был достаточно убедительным, потому что Ирина Васильевна не стала возражать.

– Только завтра уж выйди, Грекочка Павловна, завтра у нас в гостях делегация из Шотландии, все завотделами должны быть на месте. Не подведи меня!

Я клятвенно пообещала завтра быть на месте как штык и с облегчением положила трубку. Слава богу, на сегодня я свободна.

Одеваясь, я достала из шкафа «мамину» кофту. Эту кофту, длинную, толстую, уютную и очень теплую, мне когда-то связала мамуля. Я надеваю ее в сильные холода, и сегодня, когда меня бьет озноб, мне без нее не обойтись.

Подкрашивая свою бледную физиономию, я вдруг сообразила: идти к Лавровым в такую рань нельзя. Неприлично, да и Нина Владимировна ложится поздно и в это время, скорее всего, еще спит.

Ладно, если нельзя к Лавровым, схожу в кафе «Леденец», в котором Сергей якобы зачем-то встречался с дедом. Посмотрю, поспрашиваю, может быть, удастся что-то понять…

Подумав еще немного, я взяла четвертушку бумаги и карандаш и быстро набросала портрет Юрия Григорьевича. У меня не было его фотографии, и рисунок мог пригодиться.

На улице меня сразу охватил холод, и я порадовалась, что сообразила надеть мамулину кофту. Но, несмотря на холод, мне стало легче – я двигалась, куда-то шла, что-то собиралась делать, словом, жила, а не валялась, как полудохлая жаба, на диване. Даже головная боль отступила, и я вполне бодро поскакала на остановку автобуса.

…Подойдя к кафе «Леденец», я остановилась и принялась крутить головой, изучая обстановку. Так, водитель Гена привез сюда Юрия Григорьевича с работы, значит, заезжали они со стороны Университетского проспекта. Гена остановился на маленьком пятачке перед кафе, припарковаться можно было только тут. Он стоял где-то здесь и отсюда увидел Сергея, заходящего в кафе, то есть Сергей шел тоже со стороны проспекта. Ну да, его институт находится неподалеку, чтобы дойти сюда, ему достаточно пересечь проспект. Значит, он, действительно, ушел с работы, чтобы встретиться с дедом. Зачем? А главное, почему он это скрывает? Или Гена врет, и никакого Сергея он не видел? Но зачем Гене оговаривать Сергея? Ничего не понятно…

Я зашла в кафе. Зал был почти пуст, понятно, рано еще. Услышав звяканье дверного колокольчика, из-за стойки высунулась официантка и, увидев меня, недовольно насупилась. «И чего прутся в такую рань!» – было прямо-таки написано на ее лице.

Еще вчера подобное выражение лица заставило бы меня закрыть дверь с другой стороны и поискать более гостеприимное местечко. Но сегодня мне было плевать на всех недовольных в мире. Я даже окрысилась внутренне, пусть только эта насупленная скажет мне хоть одно грубое слово!

Я сняла куртку и уселась за столик. Насупленная подрулила ко мне и, видимо, почувствовав мое настроение, попыталась мне улыбнуться и протянула меню.