Пугачев, участник Семилетней войны, ставший потом дезертиром и бродягой, умер в 1773 году в Казанской тюрьме, а вместо него якобы вышел на волю совсем другой человек…

Глава 8

ОФИЦЕР СЛЕДСТВЕННОЙ КОМИССИИ

Через два дня, едва успев проститься с Митей, Державин мчался в Казань на перекладных по бесконечным дорогам, скованным декабрьским морозом. Нагольный овчинный тулуп, купленный по случаю за три рубля, плохо удерживал тепло, но молодого офицера согревала надежда отличиться в родных местах и повидаться с матерью. Он не знал, что мятеж охватил уже не только Яик и оренбургские степи, но и Казанскую губернию. Отряды Пугачева хозяйничали на берегах Волги, опустошая и сжигая помещичьи усадьбы, подвергая страшной смерти всех, кто не желал подчиниться "законному царю-батюшке".

Задремавшему в кибитке Державину снилось, что он лично выслеживает Пугачева, геройски захватывает его в плен и привозит прямо в штаб Александру Ильичу Бибикову. Удивленный генерал награждает Державина орденом и подписывает приказ о его производстве в поручики. Но приказ вдруг сам по себе загорается и пылает ослепительным пламенем. Державин кидается к столу, чтобы схватить бумагу, но поздно… Огонь охватывает всю комнату, раскаленный дым ест глаза, забивается в горло, наполняет легкие нестерпимым жаром… Бибиков падает, корчась на полу, Державин пытается спасти генерала, но кто-то крепко его держит за плечи, не давая пошевелиться. Он оглядывается и видит темное от копоти, злобное бородатое лицо в обрамлении черных волос. Пугачев! Его глаза сверкают, отражая бушующее пламя. Он трясет Державина и кричит ему в ухо:

— Ваше благородие! Пожар! Глядите, пожар!

Не без усилия разомкнув веки, Державин увидел перед собой бородатого ямщика, который пытался его разбудить, настойчиво повторяя:

— Да проснитесь же, ваше благородие! Глядите, Сокуры горят!

Стряхнув с себя остатки сна, Гавриил приподнялся и стал из-под руки вглядываться в степь, где вдали, в чистом голубом небе стояло облако черного дыма.

— Неужто Сокуры?!

— Они, барин! — отозвался ямщик. — Не иначе как супостат там побывал! Ехать опасно… Есть другая дорога на Казань. Прикажете повернуть назад?

— Повернуть?! — в негодовании воскликнул Державин. — Да у меня мать в Сокурах! Там мой дом! Полезай на козлы, шельмец, и скачи что есть духу!

Через полчаса они уже подъезжали к дымившимся Соку-рам. Пожар уже утих, избы догорали, и дым клубами валил с пепелищ. Кругом ни души… Только убогий дурачок Муса-татарин, рыскающий среди обугленных руин, да несколько исхудавших собак — вот и все обитатели его родного села.

От татарина Державин узнал, что бунтовщиков в Сокурах ждали давно. Крестьянские семьи и барыня с прислугой бежали в Казань еще неделю назад. Но многие оставшиеся мужики встречали Пугачева хлебом-солью, называли своим царем и добровольно вступали в его войско. А потом вместе с его сообщниками пировали, вешали непокорных, грабили барскую усадьбу и дома зажиточных крестьян. Когда все, что можно, было разворовано, разбойники подожгли село и вместе с новобранцами ушли в степь. Куда? А шайтан их знает!

Вручив Мусе каравай хлеба и пятиалтынный, Державин обвел прощальным взглядом дымящиеся стены родного дома, сел в кибитку и велел ямщику ехать в Казань.

***

Он не узнал древней татарской столицы… Город был в запустении, унынии и смятении. Жители готовились к бегству. Даже местные власти во главе с губернатором Яковом Илларионовичем фон Брантом укладывали чемоданы и вязали узлы. Появление в губернской управе Державина — столичного офицера, делового и строгого, наделенного особыми полномочиями, подействовало на "отцов города", как отрезвляющий душ.

— Прекратить панику, господа! На подавление самозванца идет армия генерал-аншефа Александра Ильича Бибикова! Даже если Пугачев появится раньше, наш долг — продержаться до прибытия императорских войск. Чем вы встретите супостата? Хлебом-солью, подобно крестьянской черни, верящей в "доброго царя"? Трусостью и покорностью или отрядами народных ополченцев, готовыми драться насмерть за свой город?

Державин говорил с воодушевлением. Он не искал слова, они рождались сами и лились свободно, словно из глубины души. И слушатели невольно заражались его энтузиазмом, его безграничной верой в торжество закона перед стихийной силой насилия.

— На небе — Бог, а на земле — закон! — так закончил он свою речь.

Ошарашенные чиновники разразились аплодисментами. Весть, что на помощь к ним спешит прославленный генерал Бибиков, произвела такое впечатление, словно победа над самозванцем уже одержана и остается только совершить над ним справедливый суд.

Узлы и чемоданы стали спешно распаковываться, уныние уступило место легкомысленному веселью, подобному приятному головокружению, которое наступает после бокала хмельного вина.

— Наш добрый вестник! — Низкорослый губернатор смахнул навернувшиеся слезы и потянулся на цыпочках, чтобы расцеловать офицера в обе щеки. — Чем могу служить? Мой дом — к вашим услугам, милости прошу!

— Мы тоже примем вас с превеликой радостью! — наперебой галдели чиновники, наседая на него со всех сторон.

Державин еле от них отбился и объяснил, что ему надобно разыскать матушку, которая, по слухам, должна быть в Казани. Губернский предводитель дворянства вспомнил, что Фекла Андреевна Державина живет в деревянном доме, в двух шагах от собора Богоявления Господня, и велел городскому полицеймейстеру проводить уважаемого гостя к матери.

От услуг провожатого Державин отказался. Он знал эти места. Здесь они останавливались с отцом, покойным Романом Николаевичем, когда тот возил его, мальчишку, в Казань — показать великий город. Двухэтажный дом с резными наличниками и палисадом достался Роману Николаевичу от его отца, старого петровского офицера. Позже Фекла Андреевна сдавала жилище внаем, получая за него хоть и небольшие, но верные деньги…

***

Возле Богоявленского храма Державин вышел из кибитки и отпустил кучера. С волнением взбежал по скрипучим ступенькам и уже через минуту сжимал в объятиях худенькую постаревшую матушку, которая прижималась к нему, обливая слезами его офицерский мундир.

После первых радостных восклицаний и объятий Державин огляделся и прошелся по дому. Комнаты на первом этаже были темноваты и пустоваты. Второй этаж занимали две старухи-богомолки, служительницы храма. Прислугу Фекла Андреевна отпустила на поденные работы, сама тоже не сидела без дела — вязала крючком кружева на продажу. Теперь этот дом стал ее единственным пристанищем…

Державин как мог успокоил и ободрил мать, обещав, что в Казань супостату не войти: здесь будут сосредоточены основные силы императорских войск.

— На все воля Божия, — безропотно крестилась Фекла Андреевна. — Теперь ты со мной — больше мне ничего не надобно!

Несколько дней Державин прожил в доме матери. Собирал сведения о настроениях в городе и ближайших селениях, выявлял паникеров в правительстве губернии, смутьянов и предателей в казанском гарнизоне. Все наблюдения записывал в журнал…

Александр Ильич Бибиков прибыл в Казань