– Потому что так велел мой босс, – пожала плечами она, окинув меня взглядом послушного исполнителя.

– И вас ни капли не смутило то, что я связана и в наручниках?

– Это уж точно не моё дело – вмешиваться в сексуальные игры начальства, – так же спокойно отрапортовала она. – Я просто выполнила поручение.

Сексуальные игры… То есть, она была уверена, что всё это игра…

Впрочем, для всех это была игра.

Для всех, кроме меня.

Поблагодарив ее, я не стала возвращаться на рабочее место. Все это ни к чему. Да и не было в этой компании необходимости во мне, как в специалисте. Должность, которую для меня нашли – часть игры.

Игры, в которой игрушка – я.

Никогда не задавалась вопросом, что чувствуют куклы, которые уже не нужны. Или что они чувствуют, когда вдруг ломаются.

А теперь ощутила все на себя.

Игра была увлекательной, интересной, но я сломалась… просто сломалась…

И не могла и дальше открывать рот и раздвигать по команде ноги. Если я сделаю это, я не просто сломаюсь, я перестану существовать.

И дождь…

Дождь, который встретил меня на улице, понимал это, а потому помогал так, как умел. Прятал слезы. Чтобы никто не увидел, как это больно – чувствовать себя сломанной и не нужной. Чтобы никто не узнал одну тайну: игрушки тоже живые.

Я шла по городу, не замечая взглядов людей, которые проходили мимо под зонтиками. Взглядов тех, кто проезжал мимо в машине.

Какое им дело?

Какое им дело, что я изнутри умираю…

Холодный дождь – лучший союзник для души, которая воет. Он был самым близким сейчас, и единственным, кого я могла подпустить к себе.

От воспоминаний, как ко мне прикасались Дэвид и Саймон, было противно. А от тех слов, которые произнес тогда День…

Мой День, я думала, что он мой…

И те слова Дэвида в клубе, которые я приняла за признание…

Больно, так больно, что проще уже не дышать.

Их прикосновения, от которых я сходила с ума. Их приказы, которые кружили голову, заставляя прыгать в чувственный водоворот. И отдавать… отдаваться взамен…

Я не понимала, за что они так со мной. Не понимала, почему именно я. И не понимала, куда иду, пока не оказалась у особняка Дэвида.

Усмехнулась – я как хорошо выдрессированная собачка. Даже если хозяин выгнал ее, она все равно возвращается и жалко виляет хвостиком, заглядывая ему в глаза в поисках ласки.

Но даже к лучшему, что все так.

Даже к лучшему, что я смогу им все сказать, прежде чем…

Новый виток боли скрутил меня, едва я переступила через порог. Все здесь – каждая деталь интерьера, напоминало о тех ночах, что я проводила с моими мужчинами.

Моими…

Не знаю, не заметила, как давно стала их мысленно так называть. Но рановато присвоила.

Обычная девушка и два миллионера – это не тот союз, на который стоит делать хоть какие-то ставки.

Все изначально понятно.

Есть я. Есть они. И есть трах. Просто трах.

Сердце лизали волны боли, когда я подошла к «нашей» комнате, чтобы в последний раз взглянуть на нее. Здесь все еще эхом стояли наши страстные стоны, но…

Захлопнула дверь.

Это тоже иллюзия, которой нужно исчезнуть, оставить меня в покое, потому что не выдержу… я больше не выдержу… так…

Я несколько раз принималась собирать вещи и усмехалась – сюда бы Летицию! Все валилось из рук, иногда я вертела в руках какую-то тряпку и не могла понять, что это, чье это, и почему я ее аккуратно складываю.

Откидывала ее, не заботясь, что она падает на пол, может помяться. Брала другую и так же бессмысленно осматривала.

Я была словно здесь и не здесь, и, честно говоря, понятия не имела, как вообще держалась на ногах. Но сидеть или лежать не могла. Не могла – на видимое спокойствие не было сил.

Мне хотелось рвать, бежать, кричать, бить, крушить…

Но я отчетливо понимала, чей это дом.

Даже сейчас отчетливо понимала.

Игрушка может сломаться. Но не смеет что-либо сломать. Не по правилам, верно?

Понятия не имею, какие вещи я в итоге собрала. Надеюсь, там будет хоть что-то необходимое, а не только трусики, которые с меня нравилось снимать хозяевам этого дома.

В любом случае, сил на то, чтобы проверить свой гардероб, сменить его или что-то добавить, не было. Выдохлась. Все. Не могу больше…

Я размеренно ходила по гостиной, когда услышала, как вернулись Дэвид и Саймон. Их уверенные шаги, такие знакомые, иглами прошлись по остывшему сердцу.

– Это ещё что? – спросил Дэвид, войдя первым и указывая на мою сумку.

Смотреть на него было трудно, но я, как мазохистка, разглядывала красивое лицо Кронберга. Уставший взгляд, нахмуренный лоб, небольшая морщинка – он явно был недоволен тем, что увидел.

Хотелось подойти к нему, прижаться, обнять, позволить себе эту минутную слабость.

Но я знала, что если сделаю это, сорвусь, не выдержу.

– Я уезжаю, – мой голос прозвучал мертво. – Совсем.

– И в чём же дело? – спросил Саймон, все еще думая, что это всего лишь легкая прихоть.

И что если он будет смотреть на меня вот так – глубоко и тепло, с легкой смешинкой, то я рассмеюсь и скажу: «Шутка! Я пошутила!»

Но между нами шутки закончились.

– В том, что вы мне врали, – сказала, глядя поочередно на двух мужчин. – С самого начала врали. Всегда.

Ни один из них не проронил ни слова.

Они или все еще не верили, что я всерьез, или давали мне возможность выплеснуть все, высказаться и тут же остыть.

Не поможет.

Не помогло.

У меня был целый день, а в помощниках дождь, который и сейчас стучал по окнам, не в силах до меня дотянуться.

– Я вам верила, – голос сорвался, но плевать, неважно. – Это вы заказали взломать вашу систему безопасности! Зачем?

Я до боли впилась ногтями в свои ладони, глупо мечтая только об одном – чтобы они убедили меня, что я ошибаюсь. Пожалуйста, пожалуйста, пусть будет маленький шанс, что я неправа…

– Ну, допустим, ты нам просто понравилась, – Саймон сделал шаг ко мне, но я отступила назад. Он нахмурился. – Искали повод познакомиться. Чем этот хуже других?

Я не знала, что на это ответить. Чёртовы избалованные придурки, привыкшие играть с людьми.

Маленькая, хрупкая надежда испарилась уже безвозвратно.

И самое главное… они ничуть не раскаивались. Для них играть живыми людьми было привычно.