И даже денег дала. Бабка-то ворчала, что толку-то от этое учебы. Что бабе надо замуж и детей рожать. А мамка, она нет. Так и заявила, что медицинская сестра – это вам не коровам сиськи дергать!

Сказано было весьма вдохновенно.

- Уважаемая профессия, - согласилась я.

- Ага… я-то еще не хотела… мне ж гулять в охотку было. Подружки-то и в школу не больно хаживали, а моя мамка за розгу взялась и одного разу так отходила, что потом неделю спала жопой кверху. И сказала, что, мол, мужиков толковых в войну побило, на всех не хватит. И что надобно так жить, чтобы своим умом!

- Это она права.

Я огляделась. Комнатушка, в которую Зинаида нас привела, была небольшою. Вдоль стен её протянулись полки, на которых стояли коробки. Большие и маленькие. Высокие. Низкие. Иные развалились от возраста, другие были перетянуты веревками, чтобы не развалились. В углу покрывалась пылью старая пишущая машинка.

- Вот! Я-то тепериче это понимаю… мои-то замуж повыскакивали… сейчас плачутся, что тяжко. С дитями и в полях-то. А у меня – работа приличная. Меня-то все знают. И жених есть!

- Поздравляю.

- Бабка только пилит, что старая я… а какая старая? Двадцать пять всего!

- Молодая. Так…

- Каблукова тоже нос кривила. Как это, чтоб доченька ейная и в медсестрах. Небось, даже если б Гелька стала дохтуром, все одно не по нраву пришлось бы. А у Гельки знаете, какие руки были? Раненые нашие, которые перевязки, только её и просили. Она вроде молчит, не сюсюкается, а все одно делает так, что не больно. Мне-то показывала. И я пыталась перенять, а все одно так ловко не выходило, - Зинка вытащила откуда-то из-под завалов табуретку. – Садитеся… Гелька еще сказала, что просто у нее практики было много. В войну, значится… у нас туточки все её уважали крепко. Даже бабка моя…

Бабка, похоже, была для Зиночки непререкаемым авторитетом.

- Ну и вот… а эта её мамаша повадилась сперва скандалить. Требовать с Милочки, чтоб та Гельку зауволила. А та отказалась. Это ж с виду наша Милочка – божий одуванчик. Дунешь и полетет… так-то оно так, да когда чего ей надобно, то тут уж упрется и все. Я прям слышала, как она этой Каблуковой заявила, что, мол, если та не отстанется, то у Милочки сыщутся знакомые, которые… как это… хитро так завернула. По-умному… ну как я поняла, чего-то там сделают с кровью. Каблуковской. И Гелькиной. Чтоб, значит, доказать, что сыночка она нагуляла…

А вот это было неожиданным.

Очень.

- То есть… - говорю медленно. Но Зиночке хватает. Она делает вдох, слегка розовея, не от стыда или смущения, скорее от распирающего её желания поделиться со мной превеликою чужою тайной.

- Так об этом-то все знали! – Зиночка переходит на шепот. – Ещё когда. Я маме, как услышала, сказала… а она, мол, не велика новость. И бабка моя… моя бабка, чтоб вы знали, когда-то при старой еще докторше работала.

- В госпитале?

- Не-а. На хозяйстве. Та-то барынею была, не чета Милочке. И матушка еёная из таких же, барынь. Вся прям из себя… я-то уже и не помню, давно это было, - Зиночка махнула рукой. – Меня, может, тогда и вовсе не было, но бабка все ворчала, что они совсем безрукие были, эти барыни.

Она выдохнула, набрала воздуха побольше и затараторила.

- А еще, что дела всякие творили… ну, которые… бывает, что бабы… они как бы… когда по-тихому надо… тут-то госпиталь. Придешь – и все-то вокруг знать будут, что приходила. И с какой надобностью.

Вот охотно верю.

- Ну а у баб… у них порой всякое случается… надобности… об которых людям иным лучше бы и не знать. Вот и хаживали. Сперва к Милочкиной бабке, потом и к матушке ейной…

- Теперь к Милочке?

- Не, - Зиночка покачала головой. – К Милочке боятся.

Странно. Чего?

- Она ж так не даст, чтоб зелья какого… чтоб выпила и все-то. Начнет совестить. Уговаривать. Чтоб, мол, не губили себя и дитё. А кому оно надо-то? Да и времена ныне другие. Теперь уж многие и не ходят вовсе. Небось, за нагулянного ребеночка теперь вороты не измажут… и вовсе… хотя-то, знаю, есть те, которые в Змеевку ходют.

- Зачем?

Я насторожилась.

- Так… старуха там одна живет. Сущая ведьма! Милочка к ней тоже ездила. Ругаться. Мол, что неможно… что от еёных зельев всякие беды приключаются. В позатом годе одна баба так едва не померла. Ребятёночка скинула, а сама-то… страх.

Зиночка перекрестилась.

- А бабка эта глянула так, сподлобья, и буркнула чегой-то…

- Чего?

- Откуда я знаю? – искренне удивилась Зиночка. – Меня ж там не было, так-то…

Действительно.

Её там не было, но о той поездке Зиночка знает все.

- Мне Владичка сказывал, - она живо уловила мое недоверие. – Он Милочку возит. Ну, по вызовам там или так-то… он и говорил, что, мол, бабка чегой-то там сказанула, так Милочка прям с лица вся сошла…

Надо будет поискать эту бабку.

И поинтересоваться, что ж она такого сказала-то.

- Вот… а тогда-то, ну, враньше когда еще, то эта, Каблукова, частенько к Милочкиной мамашке наведывалась. И моя бабка, как я сказала про Каблукову эту, что приезжала к Милочка ругаться, так её и обозвала. Ну… гулящею бабой.

И с Зиночкиной бабкой тоже встретиться стоит.

Да, прав Бекшеев, в этом городишке куда интересней, чем в поместье Каблуковых.

- А мамка-то спросила, мол, чегой так. А та-то и сказала, что Каблукова очень сына хотела выродить. А у ней-то девка родилась.

- Ангелина?

- Во. Она самая, - Зиночка вцепилась пальчиками в верхнюю пуговку халата. – Да только мало. Сын же ж нужен. Старший Каблуков всем туточки говаривал, что сын нужен. Наследник вроде… а девка – это так. На чужой дом расходы.

Она носик скривила.

- Так-то бабка согласная… она тоже мамку вечно пилила, что та одних девок рожает. А потом… сестры мои-то… хворали… времена-то… вот мы с Нюркою остались. Но она после войны еще уехала.

- Далеко?

- Не близко, но повезло. Окрутила одного капитана. Теперь с им и живёт барынею. Троих мальчишек родила… бабка все мне её ставит в примеры. А я чем хуже? У меня капитана-то нету… но и так ладно.

- Ничем не