хуже, - заверила я. – И капитана своего еще отыщешь.

И Зиночка даже выдохнула.

- Я ей о том же. Только она упертая, страсть… вот… и Каблукова, стало быть, еще к старой барыне хаживала. Обычно-то бабы за зельем ходили, которое плод травит. Ну, чтоб скинуть там… - и губу прикусила, но я киваю.

Ходили.

И ходить будут. Даже там, раньше, случалось мне ловить обрывки фраз и разговоров, тогда-то совершенно непонятных, явно для моих ушей не предназначенных. Но… теперь я понимаю больше.

Осуждать кого-то?

Не я.

- А эта наоборот. У ней все не получалось дитё выродить. Скидывала. Понесет и скидывает… ей тогда еще Милочкина бабка сказала, что не выйдет с дитём-то. Что вникак… чегой-то там несовместное у неё с мужем. Или у самой? Порченая, стало быть…

Надо же, какие удивительные подробности.

- Она ей и присоветовала дитёнка взять…

- А к другим целителям не ездили?

- Так… откуда мне знать-то? Может, и ездили… только одного раза пришла она. И непраздная. И мальчишку выродила. Да хорошего, крепкого, здорового такого. Анатоля, значится. Бабка моя ещё сказала, что вовремя. Что, мол, ежели б не этот мальчишка, муж бы с нею развелся. Оно и понятно… ладно, мамка моя, мы ж люди-то простые, да и то бабка по сей день вспоминает, что девки одныя… вот… а Каблуковы же ж благородные! – это Зиночка произнесла с придыханием, правда, восторга её хватило ненадолго. Она одернула халатик. – Ну и бабка тогда ещё сказала, что Анатоль – он точно не от Каблукова.

- Откуда такая уверенность?

- Я спросила. А она разом так… вот морду сделала, - Зиночка щеки втянула и глаза выпучила. – И как махнула на меня палкою своей. Мол, дура. Лезу в чужие дела… а я что? Сама же ж заговорила.

- И вправду…

Но с бабкой встретиться надо.

Не знаю пока зачем, однако Бекшеев уверяет, что любую информацию можно использовать. Да и… если Анатолий и вправду не родной сын Каблукова, то дело с наследством обретает немного иной оттенок.

Радикально другой.

- Зинка?! – голос этот донесся откуда-то из-за двери. И Зиночка вскочила. – Зинка, ты…

- Баба Тоня…

Зиночка заозиралась и торопливо схватила какую-то коробку, которую сунула мне в руки.

- Зинка…

Дверь распахнулась, впустив уже знакомую мне женщину. Ныне та была еще более хмурой, чем при первой встрече.

- Опять лясы точишь? Ишь ты, собака брехливая!

- Да я вот… показываю… госпиталь. Как Милочка велела…

- Для тебя она Людмила Михайловна, - строго оборвала женщина, поджимая губы. – И знаю я твои «показывания»… опять сплетни… иди вон. Наверх. Время перевязки делать. Люди пришли, а Зиночки нету… опять где-то лазает. Ничего. Вот выставлю тебя…

- И кого возьмете? – поинтересовалась Зиночка, руки в боки упирая. – Или думаете, туточки очередь стоит? Вона, Ангелины еще когда не стало? И кого на её место взяли? А никого! Потому как некого! Потому как…

- Ты мне тут зубы не заговаривай! Давай… а вас, - взгляд Антонины Павловны выражал глубокую симпатию ко мне и окружающему миру. – Жених там… ждет. В мертвецкой.

[1] Вполне реальный средневековый нижненемецкий заговор на защиту от змей. Труфанова Н.А. «Заговоры от змеи и червя в средневековой немецкой традиции»

Глава 12 Змеелов

Глава 12 Змеелов

«А чтоб пройти дорогою, где ведомо, что там многие гады водятся, надобно сделать так. Взять камень белый, лучше всего лунный али нефрит, и зажавши его в руке, произнести слова такие: «Царица змей, владычица морская! Воля твоя всех змей подчиняет, одна ты над ними властна. Видишь камень белый, как твое чудное лицо, защити его владельца от своих детей. Слово твое сильное, воля – непоколебимая. Держи в ручках своих змеек, пусть не тронут те добрых людей и меня в том числе». После повесить камень на шнурок и шею, чтобы виден он был, и смело ступать»

Заговор от змей

Захар оказался чуть ниже Бекшеева. Это было странно. Бекшеев как-то уже и привык, что рост у него средний, а потому люди в большинстве своем или же выше, или же одного с ним, этого самого среднего роста. А вот Захар оказался ниже.

Правда, его это нисколько не смущало.

Он окинул Бекшеева цепким взглядом и осведомился:

- Инсульт?

- Да. Пару лет тому. Последствия… так сказать.

Кивок.

И небрежное:

- Я вас гляну. Позже.

Людмила вспыхивает и открывает рот, явно желая возразить, но спохватывается, что место для споров не подходящее.

Морг.

Или мертвецкая.

Нынешний, как и многие иные, расположен в подвале. Благо, подвал этот не так и глубок, скорее даже можно считать его нулевым, самым нижним этажом. У входа мнется печальный жандарм, который при появлении Захара, да с Людмилой и Бекшеевым, старательно отступает, всем видом показывая, что вовсе он не стремиться попасть внутрь.

- За заключением я кого пришлю? – голос у жандарма сиплый, прокуренный. И дышит он в сторону, прикрывая рот рукой. Но до Бекшеева все одно долетает запах перегара. Сам же жандарм отступает, пятится, а после и вовсе исчезает. Он явно не считает произошедшее убийством, а потому, формально исполняя предписания, особого усердия проявлять не спешит.

В морге прохладно. Пахнет камнем и карболкой, и еще чем-то остро-медицинским.

Невеликая комната.

Приглушенное освещение, которое заставляет Захара морщится. И он ворчит:

- Как можно работать с таким светом…

- У нас редко проводятся вскрытия, - оправдывается Людмила и явно нервничает. Её выдают руки, тонкие и бледные, с подвижными пальцами, которые не желают оставаться в покое. Пальцы эти цепляются за халатик, мнут его, терзают. Скрываются в карманах и вновь показываются. – У нас большинство смертей естественные…

- И поэтому она экономит на освещении.

- Бюджет госпиталя очень ограничен, - Людмила чуть краснеет. – И морг – это вовсе не самая важная его часть. Мы и без того тратимся на стазис, чтобы обеспечить сохранность тел…

- И поэтому экономим на свете…

- Здесь есть дополнительное освещение! Просто его нужно включить.

- Ну да, ну да… - Захар не пытается скрыть скепсис.

И презрение.

Кажется, Людмилу он не слишком любит. И это не удивительно. Целители, как ни странно, плохо уживаются с людьми. А друг с другом и того хуже.

Но Бекшеев молчит.

Наблюдает.

- А где Потап? Потап?!